Он по-прежнему стоял посреди комнаты. Разбитая посуда, перевернутая мебель, чья-то одежда, выпотрошенные сундуки.
Внезапно в комнату вбежала девчонка, младше верийца на 3-4 года, а за ней – женщина. Они забились в угол, спрятавшись за высокий шкаф с книгами.
Раздался шум и в дверном проеме появился мужчина. В руках он держал короткий простой меч, его грязная рубаха была вся в засохшей крови, спутанные сальные волосы прилипли к лицу.
Мужчина произнес какие-то слова, пнул стол, оказавшийся у него на пути. Он явно искал женщину с девчонкой.
Из угла раздались сдавленные рыдания, преследователь радостно что-то крикнул и опрокинул шкаф.
Девчонка спряталась за мать, обе дрожали и заливались слезами. Мужчина оттолкнул женщину в сторону, как ни цеплялась она за дочь, принялся снимать штаны.
Кейн потянулся к мечу, женщина с мольбами повторяла имя Карии, бросилась к мужчине и торопливо заговорила. Было понятно, что она просит оставить девочку в покое и предлагает себя взамен.
Кейн больше не мог смотреть: он набросился на смеющегося карьядца и отсек ему голову. Алые брызги окропили лица двух женщин, которые будто только что заметили присутствие верийца…
Он снова стоял посреди храма с зажатой в руке алой бусиной.
Потрясенный, Кейн бросился прочь! Не заметил он, как позади остался водопад и Дорога бабочек, продолжая без устали бежать вперед. Он должен найти эту деревню и помочь!
Солнце начало прятаться за лесными верхушками, а Кейн мчался, сам не зная куда.
Наконец, перед ним предстала та самая деревня. Ночь уже была почти на исходе, воздух стал прозрачным. Почерневшие печные трубы, изуродованные, растерзанные тела, разграбленные, пустые глазницы домов. Убитые смотрели в небо пустыми глазами, не ведая больше ни боли, ни страха, ни желаний.
Вериец интуитивно нашел тот самый дом, в котором убил нападавшего. Он зашел внутрь и увидел все наяву: разбитая посуда, упавший шкаф и два тела: мать и дочь, а рядом с ними – тот самый воин с отсеченной головой.
Разочарованный и опустошенный, Кейн опустился на колени рядом с теми, кому его маленькая помощь лишь отсрочила гибель, и закрыл ладонью их остекленевшие глаза.
В руке женщина сжимала какой-то предмет. Кейн разжал окоченевшие пальцы и увидел маленькое кольцо с алым камнем. Он покрутил вещицу и спрятал в карман: такой же алый камень, как бусина в храме будет вечным напоминанием о том, что он, Кейн, не всесилен. Пока не всесилен.
***
– Зачем все это нужно, Фауст?
Королева была задумчива. Ей не хотелось поединков, книги быстро наскучили: в них без конца один род пытался подчинить себе другой. От нравоучений Секретаря разболелась голова, попытки фрейлин вовлечь в интриги двора в очередной раз были пресечены на корню.
Теперь она бесцельно водила пальчиком по запотевшему стеклу. Мелкий дождь моросил, навевая мрачные образы.
Как же бывает тоскливо в Сумеречных землях! Здесь постоянно царит полумрак, солнце всходит на жалкие несколько часов, и даже весна испорчена непогодой и густыми туманами.
Жанна совсем не по-королевски сидела на подоконнике в темно-красных брюках и белоснежной рубашке. Статс дама, которая полагалась ей по протоколу, с ума бы сошла, если бы увидела! Но она ушла, сегодня ее время уже вышло, королева желала одиночества. Почти.
– Что беспокоит мою королеву?
Князь застыл в кресле возле письменного стола. Он сидел, закинув ногу на ногу, устроившись непринужденно, как только занудная Одетта Солейн скрылась за дверью.
– Я пролистала бесконечное количество ваших книг. Изучила историю мироздания, становление государств… В вашем мире властвует смерть. Зачем? Зачем понадобилось уничтожать людей? – Девушка отвернулась.
Фауст облегченно вздохнул: фиолетовые глаза завораживали, вызывали волнение и щемящую тоску в сердце.
– Для того же, для чего ваши ученые мужи развивают науку, крестьяне разводят скот, вырубают лес и без конца вспахивают землю. Чтобы жить. Наша природа не такая уж и разная. Или в Лорине не велись кровопролитные войны во имя амбиций тирана? Разве ваши магические существа не пали от рук смертных?
Прекрасное лицо помрачнело.
– Это – не одно и то же. Ваши потребности бесконечны, как ваши жизни.
– Наши потребности, моя королева? Ваши и вашего народа. И смертные поступили бы точно так же, будь у них такая возможность: быть вечно молодым, жить бесконечно, обретать могущество.
– Разве нельзя достигнуть равновесия? Ведь было время, когда вы существовали бок о бок без деления на классы.
– Верийцев много. – Продолжил Фауст, неотрывно наблюдая за лоринкой. – С каждым днем прибавляется несколько обращенных или новорожденных Истинных. Если мы останемся в своем мире – рано или поздно начнутся междоусобицы. Разве моя королева не ознакомилась с войной восьми княжеств? История учит. Мы ищем другие пути.
Ответ не удовлетворил девушку, но она задала второй вопрос, мучивший ее весь вечер.
– А что будет, когда все восемь миров падут?
– Боги рассорились, все существа стали пешками на шахматной доске. Ты, я, люди, верийцы, сантерцы… Мы все – лишь средство. Сложно сказать, кто победит. И будет ли победитель. Это – не наше с тобой дело.
– Да, но нас втянули в эту игру. И я хочу знать, ради чего! – Поджала губы Жанна, не готовая смириться с такой участью.
– Не думай об этом. – Тихо произнес его голос. – Кейн навязывает тебе свою цель. Ты можешь и должна стремиться к своей.
Девушка спустилась на пол, потянулась, разминая мышцы, откинула жемчужные нити волос со лба.
Тонкий аромат жасмина окончательно затопил сознание князя, стоило королеве подойти поближе и сесть, напротив.
– Думаешь, жажду власти можно утолить до конца? – Насмешливо спросила она, прожигая верийца холодными аметистами глаз. – Если верийцы одержат верх…Вы перегрызетесь, даже если у вас будет все.
– Да. – Согласился он. – Есть голод, который ничем не утолить. Я никогда не искал славы или власти. Но отказаться от этого совсем? В нашем мире это равносильно самоубийству. На мой взгляд, – вкрадчиво продолжил Фауст, – жажда обладания гораздо сильнее всех других желаний.
Пухлые губы приоткрылись, но слова застыли. Она задумалась, прикусила зубами прядь волос.
Фауст глубоко вдохнул пьянящий запах ее кожи, непроизвольно зажмурился от удовольствия, облизнув губы. Так близко и так далеко одновременно от заветной мечты!
– Хоть в чем-то мы с тобой согласны. – Вздохнула Жанна. – Я не совсем контролирую себя в последнее время. – Она смутилась. – Иногда мне слишком нравится убивать. Я чувствую себя непобедимой, особенной. Но приходит утро – и точно хмель вылетает из головы: я ненавижу себя за то, что делала и думала. Я меняюсь как по щелчку пальцев.
С каждым словом ее голос звучал все тревожнее, тени переживаний мелькнули и угасли.
