не обращает на неё внимания, но и, уж точно, на мне он также не сосредоточен.
— Я всё ещё не понимаю, о чём ты, — выдыхаю я, злясь на себя за то, что мне хочется вырвать этой блондинке волосы.
— Я почувствовала это вчера, когда встретила вас, ребята. Химия между вами слишком сильная. Такое чувство, будто мы все должны оставить вас наедине. Джоуи со мной согласился, — она кивает про себя, как будто её слова не являются самой смешной вещью в мире.
— Он что? — спрашиваю я, гадая, не пьянее ли я, чем мне кажется, поскольку Кей с таким же успехом могла бы говорить на другом языке.
— Но я не могу понять, — продолжает она, как будто я не смотрю на неё сердитым взглядом. — Сексуальное напряжение возникает из-за того, что у вас был секс, и он закончился плохо, или потому, что вы ещё не занимались сексом? — спрашивает она так, словно имеет право знать ответ на этот вопрос. Я даже не знаю эту женщину!
— Нет никакого сексуального напряжения, потому что этого никогда не было и не будет. Я не знаю, что Джоуи давал тебе пить всю ночь, но, очевидно, это убило некоторые жизненно важные клетки твоего мозга, — я стою, удивленная собственным кратковременным приступом головокружения. Возможно, я слишком много выпила сегодня.
Надо переходить на воду. Нет нужды напиваться сегодня, дабы не испортить настроение к завтрашнему девичнику Авы. И никто не заставит меня выпить больше.
Я подхожу к бару, стараясь встать напротив Деклана и его длинноногой блондинки, и жду, чтобы привлечь внимание бармена. Не успела я пискнуть, как он протягивает мне бокал.
— От мужчины в конце стойки, — он неопределённо показывает головой в сторону, прежде чем уйти, чтобы обслужить кого-то ещё, и лишает меня шанса заказать желанную воду.
На мгновение я боюсь, что это может быть от Деклана, но один быстрый взгляд показывает мне, что его и след простыл, а блондинка на месте. Она разговаривает с кем-то новым, и, судя по тому, как он обнимает её за бёдра, с ним ей повезло больше, чем ранее с отвлечённым Декланом.
Я стараюсь не думать о том, почему Деклан бросил её, но это заставляет меня чувствовать себя немного самодовольной. Вместо этого я осматриваю мужчин, которые сидят в баре одни. Не вижу никого, кто проявлял бы ко мне интерес или хотя бы кивнул в знак того, что это он.
Это похоже на расточительство — не выпить его, но я только что приняла решение пить воду до конца ночи. С другой стороны, какой вред от одного бокала?
Как только я обхватываю пальцами стакан, чья-то рука накрывает его и не даёт мне поднять его.
— Какого… — я поднимаю глаза и вижу, что надо мной нависает Деклан. Он выглядит разъярённым, потому что по факту он всегда такой. Разве я могу дождаться от него другого взгляда?
— Не пей это, — требует он.
— Прошу прощения?
— Я видел человека, который его заказал. Он был с тем засранцем.
— Его зовут Боуэн, ты же знаешь, — огрызаюсь, хотя это только подтверждает, что я поняла, о ком он говорил, когда он назвал Боуэна засранцем. Чёрт!
Мои родители, может, и пригласили восемь своих «самых близких» друзей, но, похоже, что все они привезли с собой телохранителей. У Боуэна, как я заметила, их было больше всех.
— Да, Боуэн Пизор. Определённо не помпезное имя, — он закатывает глаза.
Я останавливаюсь от столь обычного жеста, будучи абсолютно уверенной, что никогда не видела этого прежде в его исполнении. Затем мой гнев возвращается, и я снова нападаю на него.
— Какое это имеет значение? Парень, который работает с…
— На! — вмешивается Деклан.
— С Боуэном или на него заказал мне выпить. Что тут такого особенного? — кричу я, отчасти для того, чтобы перекричать музыку, но в основном потому, что мне хочется наорать на него.
— Он сунул бармену хрустящую стодолларовую купюру, и я прежде не видел, чтобы бармен наливал этот напиток. Он вышел через чёрный ход и вернулся с ним! — кричит Деклан в ответ, глядя на меня так, словно итог его слов очевиден.
Хотя звучит не очень хорошо, я не хочу, чтобы Деклан знал об этом.
— Ты ведёшь себя как параноик, — я качаю головой, глядя на него. — Наверное, он просто заказал мне что-нибудь дорогое, чего здесь нет, — я пытаюсь оторвать руку Деклана от бокала, но он, кажется, не замечает этого, его рука тверда, как камень.
— Держу пари на тысячу долларов, что в этот напиток подмешали дурь, — выпаливает он.
Я прекращаю попытки убрать его руку, оставляя свои ладони лежать на его руке. Я слишком потрясена, чтобы пошевелиться, пока его предложение звенит у меня в ушах.
— Ты готов поставить на это тысячу долларов? — у меня уже отвисла челюсть.
— Да, ты же ребёнок с серебряной ложкой в заднице. Ты случайно не подтираешься деньгами? — он усмехается, и мой шок от его предложения проходит.
— Какой же ты придурок. А теперь отдай мой напиток, — я всё ещё собираюсь остаток ночи придерживаться плана пить воду, но я могу легко опрокинуть этот бокал в один из горшок с растениями, расставленными по всему клубу, и он этого не увидит.
— Нет, — твёрдо произносит он, и его упрямый взгляд говорит мне, что он готов к битве.
— Деклан, не будь засранцем. Я не знаю, почему ты так расстроен из-за Боуэна. Ну и что с того, что он мудак? — я слегка пожимаю плечами. — Я и раньше много с кем встречалась. Почему ты сейчас разыгрываешь этот детский спектакль? Почему с ним? — спрашиваю я, чувствуя раздражение.
— Он другой, — отвечает он.
— В чём же?
— Он опасен. А у меня хорошие инстинкты. Я всегда доверяю им, и они никогда не подводили меня. Прямо сейчас они говорят мне, что этот придурок — плохой человек, они говорят мне, что он хочет навредить тебе, и они говорят мне, что в этот напиток что-то подсыпали.
— Твои инстинкты — не аргумент для меня.
У него слегка отвисает челюсть, как будто мои слова удивили его или будто в его взгляде мелькнула боль. В любом случае, я не прекращаю свою тираду.
— Всю мою жизнь ты вёл себя как засранец. Ты не заслужил никакого доверия с моей стороны. Так что в последний раз говорю, отдай мне мой грёбаный напиток!
— Нет!
— Да! — тут же огрызаюсь в ответ.
— Саша, не усложняй ситуацию ещё сильнее, — он говорит со мной словно с неразумным ребёнком.
— Может, всё дело в
