застёжку прежде, чем он острыми когтями его разорвал.
— Что ты говорила? — спросил Гавриэль, ползя к ней.
— Честно говоря, уже не помню, — призналась она.
Сильными руками он с лёгкостью расстегнул ботинки, стянул их и носки.
Сидя перед ним на полу, обнажённая, она никогда не чувствовала себя более сексуальной. Его глаза мерцали между цветом расплавленной ртути и тёмно-бордовым.
— Моя! — прорычал Гавриэль. Он положил обе руки ей на бёдра и широко развёл. Элизабет открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого чуть не проглотила язык. Гавриэль опустил голову и начал удовлетворять её ртом. Он повторил то, что делал с ней во время поцелуя, а затем проник в неё двумя пальцами, и Элизабет вскрикнула.
— Ещё! — потребовала она.
В ответ раздался мужской смешок. Гавриэль прикусил её клитор зубами и глубоко вошёл в неё пальцами.
— Боги! Да! Ещё! — Она выгнулась. Гавриэль сел и размытым движением начал снимать с себя одежду. Когда же опустился на колени и навис над ней, у Элизабет было лишь мгновение, чтобы насладиться его видом. Обещание его широких плеч под рубашкой было выполнено. Всё тело было поджарым и напряжённым. Ей хотелось подняться и провести языком по каждой мышце, но Гавриэль двигался целеустремлённо.
Когда Гавриэль оказался между её ног, она подумала, что он погрузится глубоко и даст им обоим то, чего они так отчаянно желали. Вместо этого он поцеловал внутреннюю сторону каждого бедра.
— Элизабет Монро, может быть, судьба и выбрала тебя для меня, но я прошу, чтобы ты выбрала меня для себя. Свяжешь ли ты своё дыхание, своё сердце, разум и душу с моими? Отдашь ли себя в моё распоряжение на всю вечность.
В её сердце не было никаких колебаний.
— Да. Я хочу тебя на всю вечность, — прошептала она.
— Да! — прошипел он и подался вперёд. Дюйм за дюймом он погружался в неё, растягивая, медленно скользил по каждому нервному окончанию, приближая её всё ближе и ближе к тому, чего она хотела. Без предупреждения Гавриэль отстранился и вновь толкнулся вперёд. Снова и снова он погружался глубоко, убеждаясь, что с каждым толчком доставляет ей удовольствие. — Ты моя! Я никогда тебя не отпущу! — Гавриэль приподнялся и быстро впился зубами в её шею. Тело Элизабет отреагировало моментально, разбиваясь на осколки наслаждения. Из самых потаённых уголков души она почувствовала, как поднимается. И ощутила, как душа Гавриэля ответила. Он обнял её, защищая. Даже в своём самом первобытном состоянии он стремился её защитить.
Она испытала самый чистый момент своего существования, когда на один совершенный удар сердца они были полностью едины. Через секунду их разделило, и душа каждого вернулась в тело, неся в себе частичку другого. Вернувшись в своё тело, Элизабет ощущала, как на неё волна за волной обрушивалось удовлетворение. Его клыки клеймили её сверху, а член — снизу. Гавриэль владел каждым её дюймом. Вскрикнув от удовольствия, Элизабет достигла оргазма, который лишил её сил. Она полностью ему отдалась.
Она держалась в сознании достаточно долго, чтобы услышать рёв Гавриэля, когда он достиг пика, и почувствовать тёплую струю спермы, наполняющую её.
Затем донёсся стук в дверь, но ей было всё равно. Счастливо вздохнув, она погрузилась в глубокий сон.
Глава 3
— Бет, милая, открой глаза, — услышала она мольбу своего суженного.
— Нет, не хочу, — пробормотала она. Кровать такая мягкая, хотелось зарыться под одеяло и снова уснуть.
— Мне нужно убедиться, что ты в порядке. Я пообещал Эйдану, что если через час ты не проснёшься, я отнесу тебя в клинику. — Элизабет ощутила на щеке тёплую подушечку пальца.
— Эйдан? А когда он был здесь? — спросила она, с трудом открывая глаза. И когда ей удалось, пришлось много моргать, чтобы сфокусироваться.
— Эм, прямо в конце. Ты так кричала, моя милая. — Гавриэль прижал палец к её губам.
— О. Мой. Бог. Пожалуйста, скажи, что он ничего не видел.
— Нет, я не позволю ни одному мужчине увидеть прекрасное тело своей пары. Я накрыл тебя одеялом и только после этого пустил его, хотя едва не убил этого глупого щенка. — Гавриэль покачал головой. — Но я благодарен ему за беспокойство о твоём благополучии.
— Щенок? Полагаю, для тебя да. Тогда почему ты выполняешь его приказы? Вообще, почему ты не старейшина? — спросила Элизабет, натягивая одеяло до груди и садясь.
Гавриэль подпёр голову рукой. Элизабет осмотрела его с ног до головы. Мужчина был не слишком волосат, лишь в нужных местах. Талия у него была не такая тонкая, как у мальчиков-подростков, которые сейчас модные в рекламных роликах у людей. У Гавриэля элегантная талия, но сам он крепко сложен. Глядя на его пресс, Элизабет хотела разлить на него мёд и устроить трапезу. Несмотря на слабую боль от соединения с ним в качестве пары, Элизабет почувствовала, как напряглась при мысли о том, чтобы облизать каждый дюйм своего мужчины.
— О чём бы ты ни думала, мне нравится, — произнёс Гавриэль низким голосом.
— Читаешь мои мысли? — пропищала Элизабет.
— Нет, но если принять во внимание твою реакцию, мне печально, что я этого не умею. Мы сможем ощущать некоторые эмоции и спустя века проецировать мысли, но это всё, — объяснил он.
— Не все вампиры могут это.
— Да.
— Сколько тебе лет? — спросила Элизабет.
Гавриэль вздохнул и перекатился на спину, эффектно предоставляя обзор на потрясающий член.
— Прекрати меня дразнить. — Элизабет кинула ему в лицо подушку.
Гавриэль улыбнулся, накинул одеяло на пах, чтобы прикрыться и положил подушку рядом с Элизабет, чтобы лечь ближе. Элизабет соскользнула вниз, пока они не оказались на одном уровне, а он взял её за руку и просто держал.
— Буду честен с тобой. Я не знаю, сколько мне лет, и, говоря, что при помощи звёзд запоминаю события, не преувеличивал. До изобретения проектора, который у меня есть, я запоминал положение каждой звезды и прикреплял к ней воспоминание. Я так много забыл, что возраст — лишь одна из многих вещей, потерянных во времени. А в ответ на твой вопрос по поводу Эйдана — я исполняю его приказы, потому что он наш командир. Он сильный, справедливый и хорош на посту командира подразделения. Я поклялся служить ему, когда он был ещё совсем юным, потому что видел в нём потенциал. И он меня ни разу не подвёл, — Гавриэль замолк, затем нахмурился и продолжил: — А что
