особенности моего выдуманного друга, встреченного на выдуманных курсах живописи. И пока я, не краснея брехал, меня душили собственные мысли – впервые в жизни я ощутил себя угасающим огоньком, от нехватки кислорода. Больше всего душил глупый факт лишения, несправедливого грабежа со стороны любимой.
Снова всё не важно, её нежные объятия забрали всё, одарив спокойствием и блаженством. Спокойно. Два чётких хлопка…
XIII
Я вернулся в свою великую, бесконечную обитель, она заметно изменилась и капает холодком на меня. Раньше, выходя из воспоминания я был полон счастья, расцветал и мрак был тёплой тьмой. В этот раз от воспоминания побежал зябкий холод, захватывающий дух, тьма снова начала колко сосать, как соль в ране.
Все ещё ничего не было слышно, только мысли бегали вокруг, как бы независимо от меня. Поразительно, что из памяти всплыло так мало людей, даже собственных родителей мне не довелось коснуться.
– Смерть, от чего в моей памяти так мало людей? Я понял, что не был общительным, но, кажется, воспоминания вырезали очень многое.
– А скольких ты смог познать, скольких душ за столь короткую жизнь сумел коснуться по-настоящему, обогнув внешнюю маску? Не всем дано встретить за жизнь хотя бы одного настоящего друга и одну настоящую любовь. Ещё реже вам удается достичь с родителями хотя бы такой же сильной связи, как дружеская. Так чего же тогда удивляться, что в твоей памяти не больше человеческих душ, чем пальцев на руках.
Звуки ожили, две пары ног тяжело шагают подо мной. Стук деревянной двери, ещё одна дверь и за ней открылся фон города. Теперь ноги на ровне со мной, одна пара удаляется, друга замерла.
– “Извиняюсь конечно, но где нормальная машина, нам нужно тело все-таки перевести.” – Басистый голос детектива.
– “Я сам не в восторге с такого расклада, это ведь моя личная машина. Вышло все, как и всегда: документы оформили быстро, сказали врач ждёт через пол часа и только тут нам сообщают, что нет свободных машин на выезд… Чёрт с ним, сади на пассажирское.”
Теперь шаги совсем рядом, скрип сиденья, шум города немного затих. Голос детектива искажался салоном автомобиля, такие мелочи не захватывали моего внимания при жизни…
– “У этого парня всё не как у всех, самая настоящая звезда.” – После короткой паузы заметил детектив.
– “Это тот самый русский? Его сегодня по телику показывать будут.”
– “Ага, он оказывается ещё и художник. Кажется, завтра он очень заметно нашумит, сюжет точно киношный. Мы осматривали пару часов назад квартиру, которую он снимал с другом и нашли в ней просто невероятную картину, написанную покойничком – “Оковы любви”. Ну и его друг, Артур, заявил, что в складском боксе хранится более ста подобных работ. Будем завтра проводить осмотр, к нам уже затесались репортёры, тяжелый день выйдет.”
– “Просто охренеть можно… Тогда сделай пару фотографий, мне уже интересно стало. Что с телом будут делать, ещё не известно?”
– “Семья хочет вернуть на родину, постараемся быстро работу сделать и отправить. Сколько бумаги уже исписано, ты бы знал.”
Голос детектива был уже не такой басистый и быстрый, кажется он утомился. Зато второй голос только разыгрывался и обретал силу и харизму, затягивая беседу настолько, насколько это было возможно.
– “А, чёрт, ладно, мне уже пора ехать, времени совсем нет… Генри, пристегни моего пассажира, не хочу получить штраф от копов.”
– “Ха-ха” – С жестокой иронией и некоторой усталостью выдал Генри. Кажется спеша убежать.
Свист ремня, щелчок. Хлопок двери, хруст замка зажигания и наконец рёв мотора, радио и всё та же глупая музыка. Звуки растворяются вместе со светом, обращаясь в ничто. Нить и единственный клубок – моя жизнь, встречай меня.
XIV
На следующий вечер мне позвонила Маргарита мы прекрасно с неё поговорили. Больше часа поражались самым обыкновенным переменам в наших жизнях и пытались найти ту черту, после которой уже перестали быть детьми. Больше всего я рассказывал про Елену, восхваляя её как богиню, запуская в ход одну историю за другой. Сам не замечая я говорил, упуская все недостатки, даже ту страшную угрозу, повисшую над нами – ревность. Что толкает человека на такого рода ложь?..
– Это прекрасно, я очень рада за тебя и даже немного завидую. У меня был не лучший опыт в отношениях, но он многому меня научил, уже за это его можно благодарить. А тебе есть чем дорожить и именно этому я завидую.
– Поделишься мудростью из своего опыта?
– Хаха-ха, ну если ты настаиваешь. Уже давно, ещё со школы я об этом размышляла и вот к чему в итоге пришла. Любовь бывает очень разной и её можно разделить на три типа, очень схожих на современные типы политических режимов. Любовь демократия – самая прекрасная, в ней оба партнера свободны и, если между ними возникает конфликт или на них обоих сыплются проблемы, они тут же решают их таким образом, что оба остаются довольны. Любовь автократия очень шаткая, на первый взгляд её легко перепутать с первой, но разница бросится в глаза, стоит только возникнуть конфликту или проблемам, в этом типе они всегда решаются в пользу только одного игрока, незаметно ущемляя свободу другого. Если страдающий приметит мимикрию, эта любовь тут же начнёт шататься и рушится. Третий тип, любовь-диктатура, раб и государь. Это очень страшная любовь, завлекающая в себя обманом и силой, изначально ты противишься её розгам, а потом сам подставляешь спину под плеть, чтобы она не разбилась о камни. Так было у меня…
Я почувствовал себя великаном, эта теория вознесла меня вверх, я смог увидеть доселе скрывавшееся. Среди облаков я нахожу острый вопрос.
– Бывают ли в любви революции?
– Бывают, но все что я видела – кровавые.
Мы снова идем с Еленой, цепко держась за руку. Расцветают первые почки, пение птиц, растаявший полностью снег, всё это говорит о рассвете сил. Я аккуратно пересказываю невероятную беседу с Маргаритой, укрывая её мужским именем – Максим. Очередь дошла до типов любви, нет, расскажу только про первый… Елена внимательно слушает, надеюсь её так же возвысили эти идеи.
– А этот Максим достаточно умён, это впечатляет.
– Маргарита…
Мы застыли на месте, её рука отпустила мою. Поздно сокрушаться о своей глупости и бессмысленно, что-либо говорить. Остается ждать взрыва. Брови Елены стали грозными, а глаза заблестели от слёз, мелькает страшных чувств коктейль. Мои руки дрожат, оцепенение, и я чувствую – щёки мокрые.
– Дай телефон. –
