колоннами и вычурными барельефами. Другие, небольшие комнаты, обшитые темной древесиной с резными вставками.
Иногда разноцветные витражи, как ожившие картины играли светом на стенах. Пейзаж на той стороне всегда был один и тот же – туман. Густой белый туман всего в паре метров от витражей. Что больше всего пугало и удивляло, так это местоположение этих огромных окон, время от времени они появлялись там, где казалось их не может быть. Но архитектура этого места была не подвластна ни одному из умов здесь находящихся.
Так мы и жили, не зная ничего, кроме этих бесконечных залов и однотипной картины за каждым окном.
Не знаю, что именно толкнуло меня покинуть зону комфорта: дух авантюризма или чрезмерное любопытство, но в один прекрасный день я ушел. Просто собрал те немногие вещи, что у меня были и ушел.
Спустя восемь месяцев моего путешествия, в котором я старался держаться одного направления и попутно составлял примерную схему тех мест, что я проходил, я наткнулся на первые странности. Пейзаж за окнами был такой же, но сами витражи были сильно деформированы. Кое-где частично выбитые, кое-где и вовсе заколоченные. Залы и комнаты стали выглядеть очень заброшенными. Разбитыми что ли.
Все это колоссальное место всегда было одной огромной загадкой в моей голове. Информация о том, как тут появились люди, утеряна, а из найденных книг ничего почерпнуть не удавалось в силу незнания языка.
Никто не ухаживал за этим местом, исключая только те помещения и залы, в которых мы жили. Но все время что я шел, везде царил какой-никакой порядок и отсутствовал даже намек на хаос.
А здесь… здесь прибывало запустенье, будто ураган, смевший все на своем пути и деформировав то, до чего смог дотянуться. Пробившийся росток любопытства заставил пойти дальше, и, спустя самых сложных пять месяцев, я достиг тупика.
Я был растерян: раньше я не встречал комнаты, из которой был лишь один путь – назад. Комната была совсем небольшой, а витраж выбит, и на его месте зияла дыра, грубо заколоченная почерневшими от старости досками.
Первое, что до меня донеслось, это звук, точнее сказать, шум. Я раньше не слышал такого шума, но он был безумно завораживающим. Следом, моих ноздрей коснулся соленый запах, от которого приятно засвербело в носу.
Я осторожно сел и просто стал наблюдать за медленно плывущей по воздуху пылью. Боясь дышать, чтобы не спугнуть мелкие частички. Больше всего пугало жуткое оцепенение и неизвестность, но встать и сделать хоть что-то я не мог.
Как только колени перестали трястись, и я смог, опираясь на стенку, встать, я подошел ближе к источнику шума. Проведя ладонью по доскам, я с небольшим удивлением посмотрел на труху в руке, а спустя несколько мгновений со всей силы ударил по гниющему дереву.
Все, до чего мог дотянуться мой взгляд, покрывал океан. Огромное, бесчисленное количество соленой воды простиралось до горизонта и, как мне показалось, еще дальше. Небольшие волны накатывались на бетонное основание цитадели, создавая тот самый шум, что я услышал, только войдя в комнату.
До кромки воды было не менее дюжины метров, но я до остервенения, до дрожи кистей, хотел коснуться воды. Это то, чего я желал, то, ради чего я шел, так почему я должен остановиться.
Боясь потерять это место, я аккуратно стал обходить соседние помещения в поисках полотен, штор, простынь и прочей ткани, чтобы связать крепкий канат, по которому смогу спуститься вниз.
Ближайшие часы до темноты я стаскивал в свою комнату всё, что могло подойти для задуманного мной плана.
Я все еще не мог поверить своим глазам и ушам. Мое монотонное и изматывающее путешествие подошло к концу. День за днем я просто шагал вперед, рассматривая старые барельефы на стенах и вычурные узоры на потолках. Открывал сундуки и шкафы в поисках орехов или сухарей. Иногда можно было встретить фонтаны в миниатюрных садах, где можно было освежиться и набрать воды.
Это завораживает, утягивает в забвение иного мира… первое время. Спустя почти двадцать лет сады стали приторными, библиотеки – пустыми, искусные витражи – серыми, а еда – невыносимо идентичной.
К вечеру я разжёг в комнате небольшой костерок и периодически подкидывал в огонь резные дрова, раньше выглядевшие, как мне кажется, как винтажные стулья.
Кропотно, стараясь не спешить, я стягивал найденные ткани в тугой канат, плетя метр за метром. К утру работа была почти закончена, но спать совсем не хотелось.
Сидя на краю окна я с трепетом и… наслаждением, что ли, смотрел на блеск голубой глади. Теперь все позади, осталось сделать шаг в бездну.
Канат был крепко привязан, и, в последний раз взглянув на серые стены, я уверено начал спускаться вниз. Сердце бешено колотилось и ноги начали предательски подрагивать, но в самом низу, когда я был всего в нескольких десятках сантиметров от воды, меня вдруг осенила мысль.
–А на чем, прости, дружок, ты поплывешь? – сквозь зубы тихо прошипел я.
Я уже было дернулся наверх чтоб сделать какой никакой плот, но мне так нетерпелось поскорее коснуться новой стихии, что я, плюнув на все, набрал полные легкие воздуха и разжал пальцы.
Секунды растянулись в медленный кисель, сердце сжалось и отказалось ударить еще хоть раз в этой короткой жизни. Я закрыл глаза и спустя мгновение погрузился в воду.
Разжав один глаз, а затем другой, я с удивлением посмотрел вниз. Вода не доходила и до середины голени. Я с непониманием пялился себе под ноги и, простояв так немного, просто отключил мозг и побежал.
Я бежал, но глубина не хотела увеличиваться. Я просто бежал с отсутствием хоть какой-нибудь мысли и логики. Мне не хотелось анализировать, не хотелось выстраивать планы я просто бежал, преодолевая сопротивление воды.
Не знаю сколько прошло, но очередной раз переставив ногу, я, обессилев, упал на колени и погрузил голову в воду, насколько это было возможно. Кое-как отдышавшись, я сел прямо в воду, тяжелые капли скатывались со лба прямо на ресницы, не давая рассмотреть ничего вокруг.
Но, как мне показалось, это было и не важно, ведь вокруг была лишь вода. Следуя этим нехитрым выводам, я неосознанно зачерпнул в ладони воду и просто закрыл веки. В этот же момент шум утих.
Я молча сидел в тишине, а когда открыл глаза, увидел перед собой лишь пыль, которая медленно плыла по воздуху в свете, что пробивался сквозь грубо заколоченное окно, подгнившими досками. Мои ладони доверху были наполнены теплым желтым песком.
32.
