Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
– Смирение? – продолжал почти уже орать Пашутин. – Смирные дома сидят и никого не трогают. А вы в черных одеяниях – охотники за детскими душами!
– Пашутин, – спокойно позвал отец Василий. – Вы чего добиваетесь? О душе подумать пора, а вы все в мировую революцию играете.
– Народ еще проснется от многовековой спячки и железной рукой сломит…
– …гнет самодержавия, – продолжил мысль священник.
– Ваш гнет! Гнет торгашей, дельцов с их грязными деньгами и охмурителей детских душ.
Пашутину наконец надоело орать, или он устал, поэтому, повернувшись спиной к собравшимся и продолжая размахивать руками и вещать, он двинулся к себе домой.
– Вот беда-то в селе, – сокрушенно покачал головой священник, глядя вслед Пашутину. – Беда так беда.
– Батюшка, вы не обращайте внимания, – загалдели женщины, – собака лает – ветер носит. Пашутин – известный злыдень. При советской власти очень уж ему вкусно жилось, а теперь он топор без топорища. И тот ржавый. Вы вон, как Овчаров, пошлите его куда подальше и не расстраивайтесь.
– Ай-ай-ай, – покачал головой отец Василий. – Что же вы мне такое предлагаете? Обругать человека?
– Ой, батюшка, простите! Мы, не подумав, брякнули! – снова заверещали женщины. – Известное дело – бабы. Волос длинный, ум короткий.
– Ох уж мне ваши языки… – с укором сказал священник и поспешил к показавшемуся в конце улицы участковому Белоусову.
Подтянутый и наглаженный милиционер выглядел, не в пример бывшему участковому Рогову, опрятно. Строгий взгляд из-под козырька фуражки с высокой тульей остановился на сельском священнике.
– Что опять случилось, отец Василий?
– Пора бы вам, Павел Борисович, вмешаться, – обратился с просьбой священник. – Поговорили бы вы с Пашутиным по душам, что ли. Что же это такое! Сплошная хула на всех и вся. Ладно, если только словами все ограничивается, но он ведь и Гусева подначивает. Вот опять забор храма масляной краской измазали.
– У вас есть доказательства, что это сделал именно гражданин Гусев по предварительному сговору с гражданином Пашутиным?
– Нет, конечно, но ведь и так всем ясно, что они злобой исходят. Кто же, кроме них-то?
– Вы, отец Василий, меня удивляете. Это ведь наговор. Вы обвиняете людей, не имея никаких доказательств. И заявления я от вас, кстати, никакого не видел.
– Да в заявлениях ли дело! – нахмурился священник. – Здесь ведь село, здесь с людьми совсем по-другому надо. Если ждать, когда я кого-то за руку поймаю, потом поздно будет. К суду ведь привлекать придется.
– А сейчас на каком основании и к чему я могу привлечь Гусева и Пашутина? И что значит село? Здесь что, другие законы действуют? Или вообще законов не существует? Милиция может вмешиваться только тогда, когда нарушен закон, когда совершено посягательство. А у нас что имеется?
– А такое понятие, как профилактика правонарушения, уже не существует в милиции? – поинтересовался священник.
– Гляди-ка, какие все грамотные стали, – усмехнулся участковый.
Отец Василий только вздохнул. Насколько легко было общаться с Роговым! Тот прекрасно понимал разницу работы среди сельского населения и среди городского. Тут ведь совсем иной подход к людям должен быть. Участковый милиционер, как лицо, облеченное государственной властью, зачастую занимался не только преступлениями и правонарушениями. Как, впрочем, и их профилактикой. Ему приходилось выступать и как третейскому судье. Сельчане видели в нем объективную сторону, стоявшую на страже справедливости. Участковый, которого на селе уважали, пользовался безграничным доверием. Если нет, то он так и оставался чужаком, который только и смотрит, кого бы и за что оштрафовать и к чему привлечь. Если Белоусов не поймет этого, тяжело ему придется на этой службе.
– Павел Борисович, – сделал отец Василий последнюю попытку, – с людьми ведь общаться нужно. Ведь они в вас власть видят. Ваше внимание многое для них значит. Они очень серьезно реагируют на положительное внимание представителя власти или, наоборот, отрицательное.
– Закон, отец Василий, только закон! А все, что вы тут говорили по поводу внимания, – это все лирика, тем более от человека, не имеющего никакого понятия о милицейской службе. Дилетантство, извините.
Следующее утро, обещавшее быть праздничным и светлым, омрачилось с самого начала. Отец Василий шел в храм на торжественное открытие воскресной школы. Сбылась еще одна его мечта. Очень приятно и радостно было знать, что многие родители с интересом отнеслись к этой идее. В списках учащихся было целых восемьдесят детей в возрасте от восьми до пятнадцати лет. Целых четыре возрастные группы, четыре класса.
Сегодняшнее первое занятие для всех учащихся отец Василий собирался провести в храме. Провести, так сказать, открытый урок, на котором будут присутствовать родители детей и другие прихожане. Хотел всем рассказать, для чего открыта воскресная школа, чему в ней будут учить, поблагодарить родителей и прихожан за помощь в работе храма, особенно во время его восстановления. Сегодня был день подведения итогов большой общей работы.
Гул голосов возле храма был тревожный и горестный. Еще издали отец Василий увидел, что боковое окно разбито. И ведь не на самом видном месте, а сбоку, где бросающего камень не увидят. Это значит, что человек, совершивший это, боялся осуждения, понимал, что творит недоброе, но сделал. Почему?
Сегодня была суббота, но шанс, что фирма, устанавливавшая стеклопакеты в храме, сегодня работала, был. Отец Василий поздоровался с прихожанами и пошел сразу к телефону, чтобы вызвать мастеров на самое ближайшее время. Молодец Прокопенко, в который уже раз подумал священник о муниципальном управляющем. Вот ведь сколько лет в селе был на всех один-единственный телефон, а Прокопенко все же смог добиться, решил проблему и установил коммутатор. Теперь в район, да и на межгород можно было звонить из правления, от участкового, из клуба и даже из храма. Фирма работала, и заказ на замену приняли.
Отец Василий собирался начать торжество, когда в толпе послышался недовольный ропот. Приглядевшись, священник увидел среди прихожан пьяного в лоскуты Гусева. Пришлось пенять на то, что негоже являться в храм в таком виде. Что это оскорбляет чувства твоих же односельчан, которые пришли на праздник.
– А где написано, что я не могу прийти сюда в таком виде? – пьяно интересовался Гусев. – В каком таком законе это написано?
– Помимо законов государственных, – ответил отец Василий, – есть еще законы общежития, законы совести.
– Это у вас нету совести, – заключил Гусев. – Во все времена стариками и старухами довольствовались. А теперь вам и детей подавай! Охмурять.
– Сюда приходят добровольно, – повысил голос священник. – Никто никого силком сюда не тащит. Это только потребность души человека, а не его обязанность.
– Потребность души у них, – продолжал Гусев размахивать руками, отбиваясь от женщин, которые тыкали его кулаками в бока. – Всю страну разворовали, честному человеку жить не даете. На работу не могу устроиться в своей же стране!
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
