Все и все остальные могут катиться к черту. Тебе нужны деньги или нет?
– С другой стороны…
Я натянул джинсы от Гуччи, черную рубашку с длинным рукавом и черные ботинки «Баленсиага». Из эркеров[14] струился утренний солнечный свет, разливаясь по кедровым полам гостевого дома, в котором меня поселили Мэгс и Редж.
Стоит признать, они молодцы. У меня теперь есть мини-гостиная, ванная комната, огромная кровать, вид на океан и встроенные книжные шкафы во всю стену. Я уже начал заполнять их десятками книг, которые купил за последние несколько недель, и своими собственными дневниками.
Хотя вид за окном предвещал солнечный день, я надел тяжелое черное пальто и накинул на шею изумрудно-зеленый шарф с золотыми завитками. Моя броня.
– Тебе не холодно физически, – произнес Призрак прошлых сеансов терапии. – Это психологическое проявление травмы, которую ты пережил во время конверсионной терапии.
Но у меня был целый год круглосуточного лечения, а этот «ложный холод» все еще казался мне до ужаса реальным.
Раздался тихий стук в парадную дверь гостевого дома.
– Мистер Холден? Вы опоздаете в школу.
Беатрис Алвес, бразильская экономка, была единственным человеком в этом доме, которого я мог терпеть, включая себя.
– Bom dia, Беатрис. Estou indo[15].
– Muito bem, senhor[16].
Уходя, я закрыл свой дневник с черно-белым узором, который можно найти где угодно, и положил его в стопку других подобных на моем столе из красного дерева. Еще больше дневников было спрятано в закрытом чемодане под окном. История моей жизни. История, которую я писал с десяти лет, когда отчаянно нуждался в отдушине для какофонии голосов в моей голове.
Громкие голоса говорили мне быть смелым и жить полной жизнью, плевать на мнение окружающих.
Более тихие шептали на ухо зловещие вещи; что я болен, что мой разум – лабиринт, который я никогда не смогу нанести на карту.
Писательство и было моей картой.
Когда-нибудь я напишу что-то официально. Я бы разбавил свою жизнь вымыслом. Обрушил боль на несчастного персонажа и заставил его страдать. Может быть, там окажется счастливый конец.
Черт возьми, должен же он случиться хоть у кого-то из нас.
Я бросил свои сигареты в один карман пальто, а серебряную фляжку с водкой – в другой, затем пошел по дорожке через задний двор, мимо бассейна, в котором ни разу не плавал, к огромному особняку Мэгс и Реджа.
Поскольку денег у них было больше, чем у Бога, но воображения – ни капли, дом был отделан в морском стиле. Все в бело-голубую полоску, на стенах картины с морской тематикой и целая куча стеклянных ваз с ракушками.
В удручающе веселой кухне Мэгс и Реджинальд расслаблялись за завтраком, их кружки были наполнены дымящимся кофе. Беатрис, маленькая, но удивительно подвижная для женщины под семьдесят, маневрировала по белой, сверкающей хромом кухне.
– А вот и он, – воскликнул Реджинальд, а затем нахмурился. – Ты выглядишь довольно… элегантно, Холден.
Между строк был слышен намек на прогноз погоды, но за последние три недели мои тетя и дядя научились не подвергать сомнению мой выбор зимнего гардероба. Если только не хотели послушать об Аляске.
– Спасибо, Редж, – ответил я, наливая себе чашку черного кофе из френч-пресса. Подавил зевок и присоединился к ним за столом, вытянув свои длинные ноги.
– Ты у нас сова, да? – рискнул Реджинальд. – Прошлой ночью я слышал какие-то звуки из спортзала в подвале.
А перед этим я улизнул из дома, чтобы вломиться в пустой особняк твоих соседей, Реджинальд.
Маленькая привычка, зародившаяся в Сиэтле, когда я был ребенком и сводил родителей с ума своими «социопатическими выходками». Проникнуть в чужие дома было проще, чем кажется – ключ под цветочным горшком или оставленное открытым окно. Я никогда ничего не крал, мне просто нравилось разглядывать настоящие дома.
Но нет смысла так быстро пугать тетю и дядю. Год только начался.
– Что тут сказать? Я помешан на здоровье.
Моя тетя нахмурилась.
– Но тренироваться в три часа ночи? Это… нормально?
– Мне незнаком такой термин.
Они обменялись обеспокоенными взглядами, и меня кольнуло чувство вины.
– Я мало сплю, – объяснил я. – Куча мыслей в голове, нервы… Иногда физические упражнения – единственный способ от этого избавиться.
Я не добавил, что одержимость тренировками – это еще одна часть моей брони. Я превратил свое тело в храм подтянутых мышц для будущих любовников, а еще потому, что с ума сойду, если снова позволю кому-нибудь взять надо мной контроль.
Реджинальд широко улыбнулся.
– Что ж, тренажерный зал в твоем распоряжении в любое время. Честно говоря, он уже начал зарастать пылью. Рад, что хоть кому-то в доме он приносит пользу.
Я отхлебнул кофе.
– Волнуешься перед первым днем в школе? – спросила тетя Мэгс. – Выпускной год. Должно быть волнительно.
– Мы слышали о твоем высоком уровне интеллекта, – добавил Реджинальд. – На самом деле, учебной программы Центральной школы может оказаться недостаточно, чтобы бросить тебе вызов.
– С меня уже достаточно вызовов, – с горечью заметил я. – Вы так не считаете?
Меня пронзил еще один необоснованный укол вины при виде расстроенных выражений лиц моих тети и дяди. Они прекрасно знали, на что мои родители подписали меня на Аляске, и ни один из них не сказал ни слова и даже пальцем не пошевелил, чтобы их остановить.
Я взмахнул кистью, чтобы проверить время на моих антикварных часах от Филипа Патека.
– Думаю, на сегодня достаточно игры в семью. Иначе опоздаю в школу. – Я со скрежетом отодвинул стул по травертиновой плитке и резко встал. – Джеймс готов?
– Э-э, да, он должен ждать у входа, – ответил Реджинальд.
– Хорошего первого дня, – пожелала Мэгс.
– Ага. – Я оперся о спинку стула, глупое раскаяние терзало меня, словно зубная боль. – Спасибо за кофе, – пробормотал я. – И тренажерный зал, и гостевой дом, и… все остальное.
От их удивленных, растроганных улыбок у меня сжалось в груди, и я собрался сбежать, пока кто-нибудь не сказал еще хоть слово. Но меня остановила Беатрис, сунув в руки маленький коричневый бумажный пакет.
