мило пообщались, а утром Шурик даже сварил мне две чашки кофе – делает он это изумительно!
Еда в заведении папаши Гройса оказалась превосходной, как и всегда. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается…
– Итак, – сказал Оскар, сделав глоток чая, – я готов задать вам первый вопрос.
– Слушаю вас, – я застыла с чашкой в руке. Интересно, сколько этих вопросов всего?
– На кого вы работаете?
– Упс, – сказала я и со звоном поставила чашку на стол. Все слова, все мысли разом выскочили из моей головы, осталась только оторопь, переходящая в острую панику. Такого быстрого развития событий я не ожидала!
Ладно, мы тоже не лыком шиты.
– На государство.
– Мною заинтересовались органы? – он склонил голову набок.
– Я не знаю, кто вами интересуется, но только не я. А работаю я на государство, потому что официальная медицина у нас пока на бюджете…
– Ах, вот вы о чём! Нет, эта ваша работа меня не интересует.
– Конечно, потому что вы, разумеется, лечитесь только в платных клиниках.
– Софья, в первую нашу встречу вы не произвели на меня впечатление дурочки, так не разочаровывайте и сейчас.
– Вы говорите загадками, Оскар Конрадович.
– И отчество вы моё знаете. Откуда?
– Это просто, – я пожала плечами. – По телефону вы представились, узнать остальное – дело техники.
– Логично, – он кивнул головой. – Что ещё вам обо мне известно?
– Что у вас свой бизнес, связанный с вином, точнее с его продажей.
– И?
– И это всё, собственно.
– Вы разочаровываете меня!
– Да зачем мне ещё какая-то информация о вас?!
– Вы разочаровываете меня своим враньём.
– Ваше право, – я опять пожала плечами (надо избавляться от этой дурацкой привычки!) и отхлебнула из чашки. Чай давно остыл.
– Я ещё раз задам свой вопрос. На кого вы работаете?
– Ответ не изменился. На государство и людей, которые его населяют. Простых людей, у которых каждый день что-то болит – сердце, печень, селезёнка, горло, голова…
– Как вы объясните вот это? – он положил на стол свой телефон, и на светящемся экране я увидела фотографию. Я не сразу её узнала, потому что не была готова к такой подлости.
– Что это? – через паузу выдавила я из себя.
– Это интерьер моей спальни.
– Очень красиво, у вас отличный вкус.
– И у вас, Софья, – он усмехнулся. – Это фото взято в вашей квартире.
– Вы бредите?
– Думаю, что нет.
– А я думаю, что у вас с головой не всё в порядке. Вы уверены в своём лечащем враче? Никогда не доверяла платной медицине…
– А вы смешная, – он улыбнулся уголком губ.
– Кажется, я поднимаюсь в ваших глазах.
– Итак, зачем вам фото моей спальни?
– О господи! Да что вы заладили – фото, фото… Не знаю я ничего об этом!
Он провёл пальцем по экрану мобильника. На следующем кадре был снимок уже моей спальни, и крупно – выдвинутый ящик трюмо, в котором лежала та, первая фотка. Сомнений не было, перепутать мою комнату с чьей-нибудь другой было невозможно – в зеркале трюмо отражался портрет, висевший на противоположной стене. Лицо с фотографии смотрело на меня с сочувствием…
– Шурик, гад! – невольно вырвалось у меня.
– Я повторяю свой вопрос в третий раз. На кого вы работаете?
Голос Оскара был спокоен, как будто ничего не случилось, как будто не произошло только что краха чьей-то маленькой несчастной жизни.
– Я не обязана вам отвечать! – нагло отрезала я и отвернулась, угрюмо уставившись в зал. Именно поэтому я оказалась первой, кто увидел, как к нашему столику пробирался ещё один человек. Лёгок на помине!
– А вот и я! – весело сказал Александр Шахов и, со скрипом выдвинув стул, рухнул рядом с Оскаром. – Уф-ф-ф, и набегался я! Чаем угостите?
Оскар молча придвинул ему чайник, перед новым посетителем материализовалась третья чашка – обслуживание в «Летучем голландце» было на высоте! – и довольный Шурик с шумом отхлебнул терпкую жидкость. Зелёный чай, мате и ягоды смородины.
– Ну, фотки уже показал?
– Предатель! – процедила я сквозь зубы.
– А что я такого сделал, неуловимая ты наша? – невинно поинтересовался блондин.
– Я тебя как гостя принимала! Душу перед тобой вывернула, кровать свою дала, а ты!
– Вот если бы ты мне что-нибудь другое дала…
– Мерзавец!
– Прекратите оба! – Оскар поморщился. – Софья, в ваших интересах всё нам рассказать.
– А не то что? Камень на шею и в реку?
– Вы вообще в своём уме? – кажется, Шефтер всерьёз оскорбился. – За кого вы нас принимаете?
– Соня, ну я не специально, честное слово! – вдруг изменил тон блондин. В его голосе слышалось раскаянье, вот уж неожиданно. – Я просто чтиво хоть какое-нибудь искал, не могу я заснуть без книги, понимаешь? Вот и открыл твоё трюмо! А там фотка эта… Я сначала не понял ничего, даже тебя позвал, но ты спала уже. А потом стал думать, думать… Я ведь Оськин дом хорошо знаю, не раз на ночь оставался, правда, Оскар? А тут такая история. Ну, сфоткал я на всякий случай картинку, обратно положил, а днём с Оскаром связался, ну и вот…
– Значит, утром, когда ты мне кофе делал, ты уже всё знал и мысленно сдал меня дружку своему!
– Мы с Оскаром с малолетства дружим, а тебя я три дня знаю!
– Да пошёл ты! – я отвернулась.
– Софья, мне очень важно понять, зачем вам эта фотография! – в голосе Шефтера прозвучала настойчивость. – Согласитесь, это очень странно, когда в доме незнакомого тебе человека вдруг обнаруживается свидетельство твоей собственной жизни. Ведь это не просто комната, это спальня, где человек должен чувствовать особую защищённость! Зачем вам эта фотография? Ни одной идеи мне не приходит в голову, но я вижу здесь что-то очень… нехорошее. Я вижу здесь покушение на мою личную территорию, вы понимаете?
– Будь человеком, Соня, объясни!
– Какое красивое русское слово – покушение. Главное – в самую точку. Теперь только так и буду называть то, чем я занимаюсь, – я посмотрела прямо в глаза господину Шефтеру. – Вы правы. Мне вас заказали. И я собиралась покуситься на вашу личную территорию. Да, это всё правда.
– Зачем? – Оскар не отводил своего прямого взгляда, который от моих слов даже не дрогнул.
– Ты киллер? – с весёлым ужасом воскликнул Шурик. И быстро огляделся по сторонам. Только никому не было до нас дела в «Летучем голландце».
Хотела бы я стать летучим голландцем и уплыть отсюда далеко-далеко…
– Кто и зачем меня заказал?
– Этого я вам не скажу. Могу сказать только одно – теперь я выхожу из игры.
– Но если не вы, значит, найдётся ещё кто-то другой, кому я понадоблюсь…
– Не найдётся, –
