ведения переговоров, но он этого не делает. Когда я смотрю на него, злорадная улыбка слетает с моих губ быстрее, чем голова Неда Старка ударяется о землю, извините, предупреждение о спойлере, потому что на его лице есть выражение, которое я не могу точно описать.
Если честно, я могу описать это, но предпочитаю не делать этого.
Потому что, если бы я описала, я бы сказала, что это очень похоже на чистую, неподдельную похоть. И это было плохо.
— Эм, — выдыхаю я, мои глаза встречаются с его.
Они блестят от жара, прожигая дотла мои через пространство между нами.
— Если я выиграю, — хрипло говорит он, наклоняясь ближе. — Мы едем ко мне.
— Типа… на кофе? — с надеждой спрашиваю я. — Или перекусить? Я вполне могла бы пойти на полуночный кусок пиццы или три.
Он качает головой.
— Нет, Джемма.
Я сглатываю.
— Одна ночь. Никаких обязательств, — его слова соответствуют интенсивности его взгляда. — Это всё, что я могу предложить. Это всё, что мне нужно.
— Н-нужно?
Здорово. Я так нервничаю, что начинаю заикаться.
Он медленно кивает, не сводя глаз с моих губ.
— Я не увлекаюсь долгосрочными отношениями. Никогда. Но в тебе что-то есть… — он поднимает глаза на меня. — Всего на одну ночь. Никаких ожиданий. Никакого следующего утра. Не желая большего.
— Кто сказал, что я захочу большего?
Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал обиженно, но моё быстро бьющееся сердце и потные ладони свидетельствуют о том, что в данный момент по моим венам текут совсем другие эмоции. Такие, как страх. И похоть. И, может быть, немного волнения.
Он просто смотрит на меня с серьёзно уверенным, по-настоящему страстным выражением на лице. Это даже не самоуверенность, это просто факт, он так хорош, что я бы захотела большего.
— Ты ужасно самовлюблен, — я скрещиваю руки на груди, глядя на него высока. — И, к твоему сведению, я тоже не увлекаюсь долгосрочными отношениями, так что даже если бы я согласилась на твои сумасшедшие условия, я бы не стала преследовать тебя, или писать тебе многословные любовные письма, или держать долбанный бумбокс над головой за окном твоей спальни. Это не десятый класс, и даже если бы это было так, я не такая девушка… женщина! — я быстро поправляюсь. — Неважно.
Его губы дергаются, но глаза убийственно серьёзны.
— Значит, ты согласна? Я выиграю, ты проведёшь со мной ночь.
Я нерешительно киваю.
— Но это не имеет значения, потому что ты не выиграешь.
Он наклоняется ближе, его глаза темнеют, и я делаю глубокий вдох.
— Не рассчитывай на это, Джемма. Когда я во что-то вкладываюсь, я борюсь за это. Сильно.
Я снова сглатываю.
Его взгляд скользит от моих глаз к губам, к маленькому, витиеватому ожерелью, лежащему на моей коже, в ложбинке между грудями. Крошечный золотой кулон в форме солнца мерцает даже при слабом освещении. Это самое красивое украшение, которое у меня есть, подарок моей матери, когда я окончила среднюю школу. Она сказала, что это счастливый талисман, чтобы отогнать тени несчастья и сохранить мою жизнь в свете.
С тех пор я почти не снимала его почти десять лет, но я никогда не призывала его счастливые силы больше, чем в этот момент.
Я должна выиграть это пари. Я должна, или я облажаюсь, и не одним способом.
— Солнышко… — шепчет он, всё ещё не сводя глаз с ожерелья, которое, как я отчетливо чувствую, только что стало моей тезкой. — Ты только что дала мне то, за что стоит бороться.
Святое. Дерьмо.
Во что, чёрт возьми, я ввязалась?
ГЛАВА 6
ЛОЖЬ
— Я начну первой.
— Почему ты начнешь первой?
Я игнорирую его вопрос, прочищаю горло и делаю свой голос серьёзным.
— Хорошо, поехали, — я отмечаю свои предложения на пальцах, когда говорю: — Моё второе имя настолько смущающее, что я никогда никому не говорю, даже самым близким друзьям. Когда мне было шестнадцать, меня арестовали за то, что я на спор забралась на городскую водонапорную башню, но начальник полиции решил не выдвигать обвинений, потому что считал мою маму горячей штучкой. И когда я иду на свидания или меня приглашают к кому-то на ужин, иногда я притворяюсь, что у меня аллергия на брокколи, просто чтобы не есть её.
К тому времени, как я заканчиваю, он весело качает головой.
— Ты не собираешься облегчать мне задачу.
— Нет, — я прищуриваюсь. — Я тоже играю, чтобы выиграть.
Он склоняет голову в знак согласия.
— Приятно знать.
— Ты никогда не угадаешь правильно.
— Мне не нужно гадать, — по его лицу медленно расползается улыбка. — Я уже знаю.
— Громкие слова, Йода, — каким бы я ни была настоящим ботаником, я искажаю свой голос, чтобы походить на маленького зелёного джедая, не боясь выставить себя дурой, если это его отвлечёт. — Хотела бы я посмотреть, как всё закончится.
Он улыбается ещё шире.
— Ты только что говорила голосом Йоды?
— Абсолютно нет.
— История с водонапорной башней — это твоя ложь.
У меня отвисает челюсть.
— Откуда ты знаешь?
Он не отвечает, не собирается раскрывать свои секреты и давать мне преимущество.
— Меня действительно арестовали за то, что я залезла на эту чертову штуку, — я вздыхаю. — Но начальник полиции не думал, что моя мама была горячей, он был просто хорошим парнем, поэтому отпустил меня.
— Первое очко на счёт самоуверенного ублюдка, — тихо говорит он. — Моя очередь?
Я киваю.
— Я побывал в тридцати шести странах. Я свободно говорю по-испански и по-итальянски, хотя мой французский тоже сносен. И я люблю блины, но ненавижу вафли.
— Первый, — немедленно отвечаю я. — Никто не был в тридцати шести странах.
— Ты права. Я был в тридцати семи.
Я некоторое время смотрю на него, не зная, что делать с этим заявлением, поэтому вместо этого я просто говорю:
— Подожди, ты ненавидишь вафли?
Он усмехается.
— Это проблема?
— Хм, да, — я выпучиваю глаза. — Только сатана ненавидит вафли.
— Может, я и есть дьявол.
Он произносит это как шутку, но его глаза так серьёзны, что я нервничаю.
— Ладно, счёт равный, один-один. Моя очередь, — я с трудом сглатываю, пытаясь придумать хорошую ложь. — Мой любимый цветок — гиацинт. Я думаю, что слово "влажный" — самое пошлое в английском языке, если ты используешь его в любом контексте, кроме описания кексов. И я верю, что в аду есть специальный круг для людей, которые не используют поворотники при перестроении.
Его глаза полны размышлений в течение нескольких секунд, пока он взвешивает мои слова.
— Гиацинты, — наконец произносит он.
— Фу! — вскрикиваю я. — Ты, и
