осёкся, – вы не спасли, родственнички бы нас так просто не отпустили.
– Ничего бы они нам не сделали. А вот мы действительно были бы виноваты. – Семёныч поднял рюмку и, не чокаясь, выпил. – Он хрипел и начал умирать. Если бы мы не успели, помер бы мужик.
– Я, как на мониторе увидел фибрилляцию желудочков, сразу в вену вошёл. Не стал вас дожидаться. – Вениамин допил свою порцию и, вылив на землю несуществующие остатки водки, положил пустую рюмку в открытую сумку Семёныча.
– Всё правильно сделал. Тут всё секунды решают, даже не минуты.
– Двадцать семь минут мы его реанимировали. Сергей Семёнович, я думал: всё, труба мужику.
– Нормально, Веня.
– В сознание только не пришёл.
– Гипоксия мозга… Но сердце-то запустили. До больницы довезли. Теперь его уже не отпустят. Должен справиться. – Сергей Семёнович положил пустую рюмку в сумку, сделал бутерброд из остатков колбасы и сыра и задумчиво принялся жевать.
Они так сидели ещё минут десять, молча завтракая после тяжёлой смены. Вениамин взял пустую бутылку и понёс к урне. Сергей Семёнович достал из кармана куртки пачку «Родопи», китайскую прозрачную зажигалку и прикурил, прикрывая ладонью огонь. Первая затяжка сразу принесла покой и умиротворение. Усталость дала о себе знать, его потянуло в сон.
«Хороший Веня парень. Будет из него толк», – Сергей Семёнович улыбнулся, радуясь за своего нового фельдшера, и прикрыл глаза.
Вениамин вернулся. Будить Семёныча не стал, но вытащил сигарету, медленно тлеющую меж его пальцев.
Сергей Семёнович проснулся, посмотрел на простенькие электронные часы на руке и стал собираться: спрятал остатки хлеба в пакет, сбросил с газеты крошки, свернул её и всё это сложил в сумку.
– Ладно, Веня, пора домой. – Сергей Семёнович похлопал фельдшера по плечу и протянул руку.
– Спасибо, Семёныч. Вы – мой учитель. – Веня крепко пожал руку и долго её не отпускал.
– Всё, езжай домой. Тяжёлый сегодня был день. Бай! – И, развернувшись, тот быстрым шагом направился к автобусной остановке.
Остановка была пуста, но Семёныч не стал садиться на лавочку, думая: «Если сяду, то сразу усну». Он вышел на проезжую часть и посмотрел вдаль, не виден ли автобус.
Рано. Лишь одинокий автомобиль, медленно стартовав со светофора, покатил в его сторону.
Новенький «лексус» проехал мимо остановки, затем резко затормозил и стал сдавать назад. Поравнявшись с Семёнычем, серебристый седан остановился, и тонированное стекло со стороны пассажирского сиденья начало опускаться.
– Семёныч, ты? – в окне появилось улыбающееся лицо мужчины. Усы и борода были тщательно подстрижены – выверенная длина трёхдневной щетины. Семёныч даже ощутил запах дорогого одеколона.
– Гена, это ты, что ли? – Сергей Семёнович узнал свое го студенческого товарища и подошёл к автомобилю.
– Здравствуй, дорогой! – Геннадий протянул из окна руки, и Семёныч попытался обнять старого приятеля.
– Казак, ну ты крут, как всегда.
– Не жалуюсь, – Геннадий Викторович Казаков улыбнулся, обнажив неестественно белые зубы. – Давай садись ко мне, подвезу, поболтаем.
Семёныч обошёл «лексус», открыл заднюю дверь и устроился в мягком кожаном кресле, которое было отделено от соседнего массивной консолью с множеством кнопок и телефонной трубкой.
Они наконец обнялись по-настоящему.
– Как ты, дружище?
– Всё так же на скорой. Жена, сын. У меня всё хорошо.
– Рад. Ты, значит, со смены. А я на работу. Поехали ко мне – выпьем, посидим.
Семёныч лишь пожал плечами.
– Саша, поехали, – велел водителю Геннадий Викторович.
* * *
Геннадий Викторович Казаков являлся совладельцем и директором частного медицинского центра «Восточноевропейская медицина». Потомственный стоматолог, он окончил институт и стал работать вместе с отцом в Первой республиканской больнице. Ещё в советские времена их кабинет резко отличался от других: там было чисто, стояло новое оборудование, водились импортные материалы. Все главные партийные боссы и кооператоры лечили зубы у них, всегда платя чуть больше, чем предписывал официальный прейскурант.
Неудивительно, что, как только рынок открыл для предпринимателей новые возможности, Казаковы основали собственную небольшую стоматологическую клинику.
Но вместе с возможностями появились и трудности. Во-первых, началась конкуренция, благо медицинский институт имел отдельный стоматологический факультет и регулярно выпускал специалистов; а во-вторых, кроме лечебных дел, приходилось решать совсем другие проблемы.
Одной из таких проблем и стал наезд «ошмесовской» группировки, на территории которой Казаковы арендовали помещение под свою клинику.
Геннадий понимал неизбежность рэкета. Но его смущал предполагаемый контрагент. Группировка, назвавшая себя в честь кафе «Ошмес», где парни и собирались на свои сходки, не внушала Геннадию какого-либо трепета и уважения. Хулиганьё, не так давно покинувшее школьные парты, и их руководители – выпускники ПТУ – не могли быть надёжной «крышей». Казаков долго думал, перерыв все свои записные книжки, и наконец нашёл номер старого приятеля Коли Лопатина, известного в городе криминального авторитета по кличке Лопата.
Коля Лопата по-дружески откликнулся на просьбу встретиться, и на следующий день они уже сидели в отдельном кабинете ресторана «Малахит», который принадлежал Лопатину.
Вопрос был решён быстро. «Лопатинские» простили некоторые незначительные грешки молодым «ошмесовским» бандитам, в учредительных документах ООО «Восточноевропейская медицина» появился ещё один собственник с двадцатипятипроцентной долей, а клиника пере ехала в новый торговый центр и расширилась почти втрое.
Коля Лопатин стал совладельцем клиники, добился льготных условий аренды в торговом центре и оградил Казака от всех вопросов, не касающихся медицины.
– Куда едем? Я предполагаю, в самую лучшую стоматологическую клинику города? – Сергей Семёнович искренне радовался за товарища. Он всегда знал, что Казак не пропадёт. И даже не оттого, что тот прагматично выбрал стоматологию при распределении, и не потому, что всегда пользовался папиными связями, а потому, что ему всё давалось легко. И удачи, и поражения он принимал как должное и шёл вперёд, никогда не оглядываясь.
– Про лучшую клинику ты, конечно, верно сказал, но стоматология уже давно не самое прибыльное дело, – Геннадий Викторович самодовольно ухмыльнулся. – Мы сейчас приедем, и я тебе всё покажу. Мне интересно твоё мнение. А ты помнишь, как Юлечка Александровна спрашивала всех, какие из внутренних болезней нам больше нравятся?
– Помню. Ты сказал, что болезни не нравятся никакие, а заниматься хочешь исключительно девичьими улыбками.
– А ты долго думал и потом так серьёзно сказал: «Мне нравится сердце», – Геннадий Викторович с точностью пародиста изобразил своего студенческого друга, и оба рассмеялись.
– Да… давно это было. Юлечка тогда уже была почти на пенсии, а сейчас и наша не за горами.
– Ну ты скажешь: пенсия! – Геннадий Викторович хохотнул, погладил свою модную бородку и уже более серьёзно сказал: – Мы ещё повоюем с тобой, Серёжа. Мне сейчас как раз нужны свои люди. Мельчает народ. На собеседование приходят или бездари, или шарлатаны. А если попадается профессионал, то тянет одеяло на себя.
