она побежала в сад. Отпустила на волю первую попавшуюся фею. Та стремительно улетела, даже не поблагодарив. Остальные феи тоненько, слёзно заверещали, умоляя освободить. И сердце красавицы-блондинки сжалилось над пленницами, она отпустила всех.
И когда провожала глазами последнее сияющее радужное облачко ауры феи, что тонуло в эфире, на её плечо легла чья-то рука. Вздрогнула и обернулась. Муж! Нервным жестом покрутила свой белоснежный локон волос.
— Паршивка, — негодующе выдохнул оборотень.
— Нельзя ходить мимо угнетённых фей и не обращать внимания на их слёзы.
— Молчи, голодранка, — он резко прервал её разглагольствования, вздёрнув руку вверх, призывая к молчанию жену, отчитывая её, — Ты представить не можешь сколько эти феи стоили в золоте…
— Вот только не надо навязывать мне свою точку зрения и свой образ мышления! У меня свои идеи на счёт рабства.
— Имею я твоё мнение в интересных, непристойных позах!
— Не смей говорить со мной подобным тоном! — расхрабрилась Сайн, — Я плохая, да! Найди лучше и уймись!
От пощёчины она отлетела к кустам ещё не распустившихся роз и оцарапалась, прибавляя на своё тело кровавых ран.
Кальвин рывком поднял её, ухватив за ворот халата. Потащил к дому. А затем вниз по лестнице в подвал. Затолкал в одну из кладовок с вёдрами.
Некий слуга узнавал:
— Молодой госпоже можно будет завтрак принести?
— Пусть мух ловит и ест в темнице. Не будет шлындать, где не просят. Пшёл вон.
Слуга быстро побежал к выходу.
Через дверь волк зло пожелал девушке:
— Чтоб тебе приснилась жопа тролля!
Сайн села на перевёрнутое ведро и размышляла, скрючившись от холода: «Что было бы, если бы меня похитил принц Лендер? Да то же самое всё, наверняка. Была б рабой-наложницей. А здесь я хотя бы жена полноправная. И сбежать нельзя, иначе волк загрызёт всю мою родню».
В темноте время текло непонятно, она задремала сидя.
Когда свет магического фонаря ударил в лицо, заставляя зажмуриться, голос мужа спросил:
— Голодна? Иди к себе, там тебе кашу принесли и молоко.
Она поднялась.
Узнавала:
— Ещё будешь бить? Теперь за фей?
Кальвин неопределённо пожал плечами: мол, сама виновата, как настроение будет, так и поколочу.
И пообещал:
— И учти, я всенепременно намерен радовать свою жену сексом каждый день.
Та обмерла и взмолилась:
— Может, хоть через день?
— И чем ты вновь недовольна? Муж к тебе с вниманием и лаской, а ты морщишься, человечка недалёкая!
— Как я могу радоваться? Заполучила себе какого-то злого дядьку…
— Удел любой женщины — терпеть и рожать!
Опустив голову, девушка побрела на выход.
12 глава
А после завтрака в комнату Сайн явился муж и потребовал выполнения супружеского долга.
Через пару минут его ласк, она попросила:
— Прекрати терзать мою грудь! Меня от этого мутит, аж в глазах помутнело.
— Ты — неправильная, фригидная девка, — прошипел ей в лицо Кальвин.
Он перешёл к основному действу, а жена с безразличным лицом смежила веки.
— Не лежи бревном! Хватит мстить мне! — возмущался мужчина.
Но Сайн не реагировала на его угрозы.
Тогда он выдвинул встречное предложение, отпрянув от неё:
— Ах, ты так, тогда пусть служанки стоят голые у кровати и держат светильники. Думаю, это тебя возбудит, а меня взбодрит.
— А вдруг с меня ты переметнёшься на одну из голых служанок?
— Не смеши меня, дорогая. Как можно сравнить красавицу тебя и каких-то деревенщин?
— Тогда зачем вообще они нужны в нашей спальне?
— Где твоя ответственность жены? Кто должен обеспечивать отдых мужа? А постельные забавы кто будет контролировать? Ты. Не проявишь нужное рвение и старание, и я действительно лягу с одной из служанок.
— Мне не нравятся Ваши условия.
— Что поделать…мне-то они к душе.
— Не делай из моей спальни проходной двор для служанок-любовниц.
— А почему тебя не учили проявлять покорность по отношению к мужу-покровителю?
— Что это будет за семья, если не будет соблюдена верность пары?
— Твой аргумент не принимается. Я волен делать всё, что захочу.
Он наспех надел брюки и выскочил из спальни. Вернулся с четвёрткой молоденьких служанок, которые стали быстро оголяться.
— Не подходи ко мне, — подвывала жена.
А Кальвин раздавал прислужницам магические светильники в руки. Те бессовестно хихикали.
Сайн схватила подушку и принялась бить непутёвых девок, приговаривая:
— Убирайтесь прочь, клячи!
Своей выходкой она лишь усилила раздражение мужа, он отпихнул её в сторону, а сам поймал первую попавшуюся служанку, увлекая на постель.
Жена выхватила светильник у другой развлекательницы и огрела этой магической штуковиной Кальвина по спине.
— Я женился на истеричке, — простонал волк.
Он толкнул на постель и жену.
Приговаривал:
— Смотри и учись у других.
— Пошёл вон из моей комнаты вместе с этими шлюхами!!! — заорала Сайн.
— Ты обязана повиноваться мужу, — навис над ней оборотень.
— Даже если он проводит время с любовницами? — зло уточнила жена.
— Что делается в постели между супругами — всё правильно. Понятно?
— Я не выходила замуж за этих девиц!
— Ладно, подружки, пойдёмте ко мне, эта дурочка пока не готова присоединиться к нашим играм.
Эта весёлая компания накинула одежду и удалилась.
Сайн рыдала долго, горько и надрывно.
Затем глаза высохли, но с исчезновением слёз возрастала убийственная тоска, которая раздавила все всплески радости бытия.
День прошёл в изъедающих душу разочарованиях.
А утром к ней в кровать лёг Кальвин с наглым лицом.
Она отвернулась и заворчала, переходя на «ты»:
— Что ты с утра припёрся? Будишь меня…
— Буду! — нахально исказил он смысл.
— Козёл. Тебе мало было четверых?
— Обычно козлом женщины называют того, кого им не удалось сделать бараном. А бараном-подкаблучником я никогда не стану.
— Итак, ты мне изменяешь…
Муж не отрицал напрямую, молчал, но не кивал и не делал раскаянного выражения лица. Жена тяжело вздохнула: обманывает и не испытывает мук совести.
С любопытством тот узнавал:
— Что ты отдашь за свою свободу?
— Я всё отдам…но где мне это взять?
— Вот. У тебя ничего нет. Зато у меня есть всё. И знаешь, тебе надо искупить вину за фей, так что — поиграем в боль и унижение дальше. Ты же лишила меня таких дорогих игрушек… А ещё я понял, что ты мне необходима.
— Зачем? — бесцветно вопрошала девушка.
— Я получаю удовольствие, когда измываюсь над тобой, ору на тебя, бью. И даже тогда, когда просто беседую с тобой о житейском, так, ни о чём…
Сайн ломает от обиды, но она молчит, стиснув зубы. Он резко развернул её к себе лицом. Глядя на его наглую рожу, омерзение охватило её к этому существу. Гадкий, противный.
Она высказала ему:
— У тебя чрезмерная ненасытность всем: едой, сексом,