и стал ледянее бабушкиного холодца из моей морозилки, который лежит там пятый год.
— Может дело в том, что ты страшила? – заботливо так предположила мышь и протянула мне кусочек кожуры.
— Нэнси!
— Фто? – она быстро сунула кожурку себе за щеку. – Кто ещё будет с тобой честен, если не я?
— Нет, тут что-то другое. Раз он за каждой служанкой готов приударить, с чего бы ему вдруг вспоминать об Аннит в самый последний момент?
— Да никого главный двуногий не бьёт, ты ошибаешься.
— Нэнси… – я пожалела, что пришла сюда, – приударить – это в смысле… поухаживать. Понимаешь?
— Понимаю, если я красивая, это ещё не значит, что я тупая. Он с ними со всеми очень серьёзный. Часто хмурится и такой «бла-бла-бла, вот это сделайте, а потом вот это, всё мне пора, до свидания», – мышь попыталась спародировать герцога, важно размахивая кусочком мандариновой корки в лапе. Но после всё равно сунула её себе в рот и проглотила, почти не жуя.
— Ты что-то путаешь…
В смысле он не бегает за каждой юбкой? А чего тогда ручки мне целовал и глазки строил? Это уж точно была не простая любезность. Теперь я совсем ничего не понимала! Кто-нибудь, дайте мне руководство пользователя по этому странному мужику!
— Ты что думаешь, я тебе врать буду? Я тут живу уже очень давно. Главный двуногий сюсюкался только со своей женой, – Нэнси резко остановилась и вздохнула, прижав уши, – хорошая была женщина… так вот, с ней и новой своей.. этой… крикливой.
— Аннит?
— Да-да, той крокодилицей.
— А чего он тогда при мне хвост распушил?
Нэнси осмотрела меня внимательным взглядом.
— Может зрение в командировке испортилось? А потом ты подошла, он присмотрелся и всё понял.
— Я тебя сейчас тапком!
При слове «тапок» Нэнси быстро отлетела на метро подальше, забрав с собой мандарин. Ещё скуксилась так обиженно. Будто я её оскорбила до глубины души.
— Не понимаю… неужели он честно любит Аннит и просто попытался ей отомстить после ссоры?
— Может и любит. Честно говоря, он из-за этой крокодилицы со всей семьей рассорился, – Нэнси говорила в перерывах хищных нападений на бедный мандарин.
— О чём это ты?
— Да она тут давно за ним хвостом ходила, но он был неприступен. Не водился с другими двуногими. По жене горевал. А потом как главой странных бородатых мужиков стал, так сразу сюсюкать эту Аннит начал. В дом привел, с родителями познакомил. Ну, те ж не глухие и не слепые. Видят – кро-ко-ди-ли-ца. Ещё и орёт вечно. Матушка его, земля ей пухом, всё кричала, что Аннит ему не пара, а тот не слушал. В итоге старики уехали отсюда и больше не возвращались.
— Говоришь, резко её полюбил, когда стал главой ордена?
— Да, да.
— А это уже подозрительно…
Эдвард резко передумал меня целовать, когда сверкнули глаза серебряного волка. Что если это как-то связано? Не могла ли Аннит устроить какую-то подлянку? Приворожить его или типа того. Ох, с этой магией всё становится сложнее. Хотя сама блонди, кажется, колдовать не умела. Да и как бы она такое провернула со знаком отличия главы ордена?
— Ладно, подумаю над этим. Спасибо, Нэнси…
— Обращайся. Если вдруг решишь сделать крокодилице подлянку, у меня есть банда знакомых крыс в подвале. Жуткие твари. Это они мне тайный проход соорудили. Их зубы даже камень точат. Но их глава влюблен в меня безумно, так что поддержку всегда окажет.
— Отлично, даже у летучей мыши есть личная жизнь, а меня отвергли.
— Ты чего, грустишь по главному двуногому? Я думала, он тебе не нравится. Поцеловала и забыла.
— Что? – я почему-то растерялась. – Всё верно ты думала. Триста лет он мне не нужен. Домой просто хочу.
Я говорила это, а сама ловила себя на мысли, что под ребрами что-то неприятно скребет. Так, Яна, а ну брось это! Что за бред? Ты никогда в любовь с первого взгляда не верила, и сейчас начинать не стоит. Поругала себя, вздохнула и попыталась подняться. Однако неожиданно почувствовалось сопротивление. Неприятный треск. Я обернулась и поняла, что кусок моего платья остался на гвозде, торчащем из стены.
— Ну что за день! Нэнси, посмотри на платье, большая дырка? – я повернулась к мышке спиной.
— Прилифная, – мышь с трудом проглотила очередной кусок. – Ого, а что это у тебя за татуировка такая интересная?
— Татуировка? – я вскрикнула. – Нет у меня никакой татуировки! Перестань надо мной издеваться.
— Да не издеваюсь я. Я же не изверг. Тебя итак жизнь обидела, – Нэнси подлетела и села ко мне на плечо. – Знаки какие-то непонятные. Во всю спину почти.
— Да что б вам, баба Люба, все коты одновременно в тапки нагадили! – выругалась я, а Нэнси машинально дёрнулась, услышав запретное жуткое слово «тапок».
— Кто такой этот твой бабалюб? Монстр какой?
— Хуже. Соседка-кошатница.
— Это она тебе намазюкала? – мышь ткнула лапой мне в спину.
— А кто ж ещё? До превращения в кошку ничего не было.
— Хренастика! – протянула Нэнси.
— Ты хотела сказать «фантастика»? Хотя впервые твои дефекты речи отражают ситуацию ещё более правдоподобно.
Мышь зависла.
— Сама ты фефектная…
— Ну прости. Да и ты первая начала, – я задумалась. – Ладно, пойду к Филиппу. Посмотрю на эти знаки и заодно спрошу, что это такое.
Под покровом ночи я пробралась в гостиную. Единственным, что освещало большую комнату, был свет луны. Но этого хватит. Не буду привлекать внимание магическими светильниками.
— Филипп, – шепотом позвала я, подойдя к ростовому зеркалу.
— К Вашим услугам, – в зеркале появился невидимый силуэт в шляпе.
— Мне нужна твоя помощь. Глянь-ка…
Я повернулась спиной и опустила платье с плеч. Заодно и сама рассмотрела, что там баба Люба намалевала. Рисунок из вереницы символов был мне незнаком. Напоминал обычную татуировку, которую набивают «чтобы было красиво и необычно».
— Знаешь, что это?
Зеркало вдруг треснуло. Вернее физически оно осталось целым, но вот картинка внутри сменилась на чёрный фон и узор из белых трещин. Филипп пропал. Я даже испугалась.
— Загр-руж-жаюсь, – ломано промямлил он и через пару секунд был как новенький.
— Ты чего? – я натянула платье обратно
