по идее вызывать у тебя меньше страхов, так как ко всему прочему является трони. А это, согласись, вообще не страшно. Но чтобы еще больше тебя успокоить я скажу, что никогда еще никто не перемещался от нас назад. И тебе с огромной долей вероятности ничего не грозит. Смело бери.
— Да. У нас тоже называют трони маленькие портреты по плечи. Они и в самом деле нестрашные. — Я улыбнулась и взяла небольшую картину в резной раме.
— Ой. Это же Ян Вермеер? Только у нас на девушке жемчужная сережка. А тут целое ожерелье. Впрочем, я читала, что, возможно, краски выцвели, и эта жемчужина являлась застежкой — как здесь на ожерелье. Это портрет дочери художника. И еще фон у картины был не черный как сейчас, а вот именно как у вас штора или портьера.
— Хм. Никогда не задумывался. Но у нас автора зовут Йохан Меер. И да, картина весьма известна. Давай, теперь встань вот на это место, где ты первый раз ощутила магию. И постарайся, дотронувшись до картины, как бы заглянуть внутрь нее под слой краски? Просто попробуй и почувствуй её. Девушку, художника, портрет. Давай.
Я встала, как он сказал, и осторожно провела подушечками пальцев по картине. По синему насыщенному оттенками тюрбану на ее головке. По ожерелью на шее и, наконец, дошла до того места, где у нас была нарисована сережка, а здесь красовался замочек от ожерелья. Тут меня и накрыло. Только вот человек, который передо мной появился, совсем не походил на художника, нарисовавшего картину в моем представлении. Он был страшно толст. Просто ужасно. В одной руке он держал бутерброд с любимым и популярным здесь копченым мясом, а в другой — кисточку. Этой кисточкой он и рисовал на картине, что я держала в руках. Уже было видно контуры головки. Он ничего не говорил. Но я отчётливо слышала, как он жует. Громко и явно с удовольствием поглощая свое мясо. Еще успела разглядеть стол, заваленный красками. И кучу маленьких холстов. А потом все пропало. Как и в прошлый раз, видение не продлилось долго.
Я даже слегка покачнулась. Так все было реалистично. Сегодня я не боялась и смогла гораздо лучше все рассмотреть. И видение было ярче, четче. Я и в самом деле почувствовала запах чеснока от бутерброда художника. И я расстроилась. Не сработало. Чушь какая-то. Не может великий Ян Вермеер быть этим противным толстяком. Есть ведь версия, что он пользовался специальными зеркалами для того, чтобы точнее понять свет и тень. А у этого лицо было явно не отягощено печатью интеллекта.
Увидев мою расстроенную мордашку, мэтр Липринор запричитал:
— Ну что ты, девочка. Клари, не расстраивайся. Попробуешь еще раз. Может завтра получится?
— Подожди, Вась. Я четко ощутил всплеск магии. Ну-ка, давай, рассказывай. Но сначала давай вернемся в гостиную. Лучше слушать сидя и с рюмочкой наливки. А тебе нельзя. Ты же помнишь?
— Вот что за дурацкая идея-то? Я взрослая. Я большая и самостоятельная.
— Угу. Только вот комиссия установила, что тебе девятнадцать. И это, на мой взгляд, тебе сильно прибавили. И документы у тебя именно на этот возраст. Так что пить тебе еще долго будет нельзя.
Он был прав. Неска, девушка по-нашему, не имела право употреблять алкоголь, пока ей не исполнится двадцать пять лет. Газтер или юноша не имел право пить, пока ему не стукнет двадцать два. Совершеннолетие тоже наступало именно в этом возрасте. До этого юноши и девушки были под опекой родителей, в моём случае — куратора Арчибальда Дейка. Я сначала сильно удивилась такому позднему времени взросления. Но потом узнала, что средняя продолжительность жизни людей составляет сто пятьдесят лет, а маги живут до двухсот.
Мы вернулись в гостиную. Усадив меня в одно из кресел, Арчибальд вручил мне чашку с чаем. Себе и Арчи взял по рюмочке наливки, и оба уставились на меня. А я что? Я ничего. Все им выдала в подробностях и чеснок не забыла. И с возмущением на саму себя закипела, что тот чайник.
— Н-да. Дела. Выходит, если я правильно понял, она видит и слышит, и даже ощущает того, кто непосредственно наносит на картину неважно что. Мазки, штрихи или линии. То есть она видит того художника, который нарисовал работу? — наконец, видимо, все обмозговав, выдал мэтр.
— Да. Я пришел к тем же выводам.
— Что? — Моему возмущению не было предела. — Это же не мог быть Вермеер?!
— Что за чушь ты несешь? Разумеется, это не Йохан Меер. И близко нет. Откуда у меня в лавке мог бы быть подлинный Йохан Меер? Я похож на владельца дворца? — возмутился мэтр.
— Ой. Я идиотка. Ну, конечно, это не сам великий художник. Это копия, да? — Наконец и до меня дошло. Как до того жирафа.
— Да. Причем весьма посредственная. У нас была мода одно время. И Йохан Меер пользовался просто огромной популярностью. А его картин сохранилось не так много. Тут-то и появились разного рода подделыватели. И, надо сказать, у некоторых неплохо получалось, — вертя в руках крохотную рюмку, сказал Арчибальд.
— Ой. Точно. У нас тоже было что-то похожее. Его потом разоблачили на суде, ему грозила смертная казнь, за сотрудничество с врагом и продажу ему национального сокровища. И тут-то он и признался, что это подделка, и нарисовал её он сам, — вспомнила я.
— Ну, у нас их было несколько, причем все в одно время. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Но почти всех довольно быстро разоблачали. Все-таки, чтобы подделать работу такого мастера, нужны не только художественные данные, но и знание химии, — присоединился мэтр.
— Да, у нас мошенник тоже изобрёл специальный состав краски. И только поэтому его было так трудно изобличить. Он добавлял в краски специальный клей, что позволяло запекать их в созданной им печи. Для создания кракелюр и твердости красок.
— Вот видишь. А у нас этим не заморачивались. И поэтому очень быстро всех вывели на чистую воду. Ты держала в руках один их таких «шедевров». И я даже помню его автора. Он и в самом деле выглядел так, как ты и описывала. На суде он, по-моему, в кресло не поместился, — усмехнулся Арчибальд.
— Арчи. А ведь только что Клари нам указала на серьезный минус её дара? Если в тот период времени, что ей показывает видение, художник не произносит ни слова, то ведь она может и не понять, кто он? И согласись, мы ведь до сих пор не знаем, как выглядели
