пишут о своём собственном опыте в вечной борьбе жизни и перемен.
Более того, им чужды тяготы и проблемы, связанные с оперативной ответственностью и постоянным давлением, требующим немедленного принятия решений.
Они горячо убеждены в мистической объективности, где страсти вызывают подозрение.
Они предполагают несуществующую ситуацию, в которой люди беспристрастно и разумно рисуют и придумывают средства и цели, как будто изучают навигационную карту на земле.
Их можно распознать по одному из двух словесных штампов: «Мы согласны с целями, но не со средствами», — или: «Сейчас не время».
Моралисты в вопросе целей и средств или «нехочухи» всегда якобы без всяких средств достигают своих целей.
Моралистам, вечно одержимым этичностью средств, используемых неимущими против имущих, стоило бы подумать, какую политическую позицию они занимают.
На самом деле они являются пассивными, но реальными союзниками имущих. Именно на них ссылался Жак Маритен в своём высказывании: «Страх запачкаться, войдя в контекст истории, — это не добродетель, а способ избежать добродетели».
Эти «нехочухи» были теми, кто решил не бороться с нацистами единственным способом, которым с ними можно было бороться; они были теми, кто зашторивал окна, чтобы закрыть глаза на позорное зрелище, когда евреев и политических заключённых тащили по улицам; они были теми, кто втайне сожалел о творившемся ужасе — и ничего не делал.
Это самое дно аморальности.
Самое неэтичное средство — не использовать никаких средств.
Именно этот тип людей так горячо и воинственно спекулировал в по классически идеалистических дебатах в старой Лиге Наций об этических различиях между оборонительным и наступательным оружием.
Их страх действия заставляет их прятаться в этике, настолько оторванной от политики жизни, что она может быть применима только к ангелам, но не к людям.
В суждениях нужно брать за стандарт «зачем» и «почему» жизни, как она есть, реальный мир, а не на нашу желанную фантазию о мире, каким он должен быть.
Я представляю здесь ряд правил относительно этики средств и целей: во-первых, что озабоченность человека этикой средств и целей варьирует в обратной зависимости к его личной заинтересованности в этом вопросе.
Когда нас это не касается напрямую, наша нравственность бьёт ключом; как сказал Ларошфуко: «У всех нас хватает сил перенести несчастья других».
Этому правилу сопутствует параллельное правило, согласно которому озабоченность этикой средств и целей меняется обратно пропорционально удалённости от места конфликта.
Второе правило этики средств и целей заключается в том, что суждение об этике средств зависит от политической позиции тех, кто выступает судьёй.
Если вы активно выступали против нацистской оккупации и присоединились к подпольному Сопротивлению, то вы прибегнули к таким средствам, как убийства, террор, уничтожение имущества, взрывы туннелей и поездов, похищения людей и готовность пожертвовать невинными заложниками ради цели победы над нацистами.
Те, кто выступал против нацистских завоевателей, считали Сопротивление тайной армией самоотверженных, патриотичных идеалистов, отважных сверх всякой меры и готовых пожертвовать жизнью ради своих моральных убеждений.
Однако для властей-оккупантов эти люди были преступниками и террористами, убийцами, диверсантами, наёмными убийцами, которые считали, что цель оправдывает средства, и были абсолютно лишены этики в соответствии с мистическими «правилами войны».
Любые внешние оккупанты будут осуждать с точки зрения этики своих противников.
Однако в данном противоборстве и героев не интересует ни одна ценность, кроме победы. Это вопрос жизни и смерти.
Для нас Декларация независимости — документ замечательный и гарант человеческих прав.
В то же время, британцам она печально известна своим обманом путём замалчивания.
В Декларации независимости, в Исковом акте, указывающем на оправданность революции, были перечислены все несправедливости, в которых, по мнению колонистов, была виновна Англия, но не было названо никаких выгод, которые несло её правление.
Не было ни строчки про продовольствие, которое колонии получали от Британской империи в голодное время, про лекарства во времена вспышек болезней, солдат во время войны с индейцами и другими их врагами и ещё немало другой прямой и косвенной поддержки для выживания колонии.
Также не было отмечено всё растущее число союзников и друзей колонистов в британской Палате общин и то, что можно было надеяться на скорое создание законодательства, которое исправило бы несправедливости, которые терпели колонии.
Джефферсон, Франклин и прочие были людьми чести, но они знали, что Декларация независимости была призывом к войне.
Они также знали, что перечень многих вполне конструктивных преимуществ Британской империи для колонистов настолько слабо иллюстрировал безотлагательную необходимость взяться за оружие для Революции, что это было бы поражением от своей же руки.
Результатом вполне мог стать документ, заявляющий, что чаша весов справедливости по крайней мере на шестьдесят процентов перевешивала в нашу сторону и только на сорок процентов в их сторону; и что из-за этой двадцатипроцентной разницы нас ждёт революция.
Ожидать, что мужчина бросит жену, детей, дом, оставит свой урожай в поле, возьмёт ружьё и вступит в Революционную армию ради перевеса в двадцать процентов в балансе справедливости для человека, — значит противоречить здравому смыслу.
Декларация независимости как объявление войны должна была быть тем, чем она и была, — подтверждением справедливости дела колонистов на все сто процентов и стопроцентным осуждением действий британского правительства как злого и несправедливого.
Наше дело — блистательная справедливость, союз с ангелами; их дело — зло, союз с дьяволом; ни в одной войне ни враг, ни общее дело никогда не были выставлены серыми.
Таким образом, с одной точки зрения, замалчивание было оправданным, с другой — это был преднамеренный обман.
История состоит из «моральных» суждений, основанных на политике. Мы осуждали принятие Лениным денег от немцев в 1917 году, но тактично молчали, в то время как наш полковник Уильям Б. Томпсон в том же году пожертвовал миллион долларов противникам большевиков в России.
Будучи союзниками советов во Второй мировой войне, мы восхваляли и приветствовали коммунистическую партизанскую тактику, когда русские использовали её против нацистов во время их вторжения в Советский Союз; мы осуждаем ту же тактику, когда она используется коммунистическими силами в разных частях мира против нас.
Методы противника, которые он использует против нас, всегда аморальны, а наши средства всегда этичны и основаны на самых высоких человеческих ценностях. Джордж Бернард Шоу в романе «Человек и сверхчеловек» указал на различия в этических определениях в зависимости от того, на какой позиции вы находитесь.
Мендоса сказал Таннеру: «Я разбойник; я живу тем, что граблю богатых». Таннер ответил: «Я джентльмен; я живу тем, что граблю бедных. Пожмём друг другу руки».
Третье правило этики средств и целей заключается в том, что на войне цель оправдывает практически
