втянула внутрь. Друзья кубарем влетели в узкую глотку, и губы закрылись. Глотка оказалась коридорчиком, из которого к проему в потолке вел лестничный марш с хромированными металлическими перилами и ступенями в красной плитке. Над лестничным маршем крепился яркий небольшой светильник, который неплохо освещал все пространство.
Люди вскочили на ноги, осмотрелись, приводя себя в порядок, и с опаской стали всходить по лестнице. Помещение кафе наверху было солнечным, с мраморного оттенка плиткой на полу. Яркая раскраска стен поднимала настроение, что совсем не вязалось с названием кафе. Справа винный бар, за стойкой которого, лениво покачиваясь, разливал вино долговязый бармен с золотой цепочкой на тонкой шее, в кремовой рубахе и какой-то нелепой кремовой шапочке. Открытые по острые локти худые руки не создавали лишних движений. Возле стойки переминались два невысоких, стройных официанта, цепко наблюдая за столиками, чтобы вовремя крутнуться и подать новое блюдо, либо убрать освободившуюся посуду. Столики, расставленные в шахматном порядке, располагались в центре. Стоял шум от голосов посетителей. Музыкальные колонки издавали квакающие звуки, которые назывались музыкой. Все было обыкновенно, как в любом нормальном кафе. Однако появление Катюхи и ее друзей вызвало ненормальное оживление, после которого наступила полная тишина, даже музыкальное кваканье перешло на монотонное завывание. Головы, как по команде, повернулись в их сторону. Взгляды пытливые и вместе с тем настороженные.
Друзья разместились за двумя столиками: девушки сели отдельно от парней. Тут же возле столиков выросли официанты, как оловянные солдатики. Оба одинакового роста, в черных отутюженных брюках, белых рубахах с коротким рукавом. Как братья-близнецы. Предупредительно поправили столовые приборы, улыбаясь и подобострастно заглядывая в глаза новым посетителям. Особенно лез из кожи официант около девушек, шнырял задом от одной к другой, буквально сдувал с них пылинки. При этом не казался навязчивым, скорее такая молчаливая обходительность удивляла и нравилась. Улыбка на лице официанта излучала радость, словно для него не было большего счастья, чем увидеть этих красавиц. Непривычно было лишь то, что, находясь рядом с Катюхой, он улыбался Карюхе, а возле Карюхи он поедал глазами Катюху.
Раздосадованные предыдущими неудачами и ожидавшие здесь встретить такое же непонимание, девушки быстро сбросили напряжение и заглянули в меню. Но вычитывать текст наоборот было утомительно, и Катюха, отложив меню, попросила наугад, не очень мудрствуя:
– Салат из любых овощей, бифштекс или котлетку с картофельным гарниром, кофе и хлеб.
Официант выдернул из кармана рубашки узкий блокнотик с авторучкой, стремительно записал, развернулся и задом шагнул к Карюхе. Та заказала то же самое, глядя ему в спину. Официант опять крутнулся и, пока пятился к стойке бара, неотрывно смотрел на девушек, улыбаясь во все лицо обеим.
Около второго столика было примерно то же самое, с той лишь разницей, что улыбка официанта была более официальная.
Остальные посетители с любопытством хранили молчание: то на короткое время отводили взгляды, обращая глаза к блюдам, то опять пристально рассматривали ребят.
Ванька усмехался про себя, ну, что за дикость такая, что в нем может быть интересного, таращатся во все глаза, как на новые ворота, настроить бы им козу, чтобы уткнули в блюда свои носы. Это ему следовало таращиться на них, удивляться их перевернутости.
Официанты обслужили быстро. Поставили тарелки с блюдами и вернулись к стойке бара.
У парней глаза полезли на лоб, когда глянули на кушанья. Катюха подавилась собственной слюной, Карюха поперхнулась и закашлялась. Мгновенно рядом очутился официант и заботливо стукнул по спине. Девушка закипела, оттолкнула:
– Ты чего притащил, чокнулся совсем, что ли? Издеваешься надо мной? Разве я такое заказывала?
На одном блюде – кость без мяса, на другом – ботва картофеля с листьями одуванчика, затем – стакан воды и горстка овса.
– Жуй сам все это, черт улыбчивый! – вскинулась Карюха, и внешний лоск слетел одним махом. – Подавиться бы тебе собачатиной, ненормальный! Это не мой заказ. Посмотри, что ты записывал в своем блокноте? – кинула взгляд на приятелей. – За кого они нас принимают, за собак или жвачных животных? За это я могу глаза выцарапать! – и официанту. – Ты чего шары на меня выкатил? Кто тебя тут официантом держит? Ты сам-то пробовал жевать такую дрянь?
Вскочив с мест, Андрюха и Володька угрожающе надвинулись на официанта. Катюха схватила Карюху за руку, стараясь охладить пыл. Катюхе самой было чертовски не по себе, но не доводить же дело до драки – легко остаться голодными, так и не постигнув происходящее до конца. Впрочем, обстоятельства, кажется, складывались однозначно: они не понимали, что происходит вокруг них, а окружающие аналогично не понимали их, хоть и разговаривали все одними словами. Но окружающие были жителями этого города, а они свалились им на головы и пытались соваться со своим уставом в чужой монастырь. Вряд ли из этого могло получиться что-то хорошее. У Раппопета и Лугатика уже был незавидный опыт, повторять его не было смысла. Надо всем успокоиться и взять себя в руки. Малкин тоже сообразил, что следует быть умнее, горячностью делу не поможешь. Резким рывком посадил Раппопета на стул, чего тот никак не ждал и от этого опешил больше, чем от голой кости на тарелке. Глянул на Малкина и по глазам того уловил, что выглядит сейчас таким же придурком, каким представлял официанта. Поерзал на стуле и выпил до дна воду из стакана. Лугатик, оказавшись в одиночестве, потоптался на месте, покрутил головой, одному было глупо петушиться, даже для Карюхи хорохориться не стоило, потому что предусмотреть и предсказать явно ничего невозможно. Вокруг образовался какой-то вакуум, вырваться из которого не удавалось. Но голодным оставаться тоже не хотелось. И Лугатик следом за Раппопетом ткнулся задом в сидение стула. Малкин прикинул, что так будет лучше, чем оказаться выброшенными из кафе. Хорошо, если только выброшенными, а то ведь все посетители разом привстали, отложили столовые приборы, вперив в Раппопета и Лугатика взгляды, и в глазах горожан Малкин не заметил радушия.
Отдышались. Угомонились. После этого Катюха поскребла ножом по кости и заговорила с официантом мирным голосом:
– Такое только собаки любят глодать. Я не умею этого делать.
Официант опять стал улыбаться, сейчас эта улыбка показалась Катюхе противной, но в ответ тоже сгримасничала. Кивком указала на другие столики с вкусно пахнувшей едой перед горожанами:
– Принеси нормальной еды, как у них. Как она у вас называется? Ответь, когда к тебе девушка обращается.
Официант выгнул спину, наклонился к ее уху, и поплыл голос, похожий на негромкое мурлыканье:
– Некоторые думают, что солнце светит всем, – было нечто заговорщическое в его позе, и Катюха оторопела, затем у нее с языка чуть не сорвалось, что и она так думает, но вовремя спохватилась и промолчала, а он
