голову, оттуда — в сердце, из сердца — в легкие и, наконец, обосновался в животе. Все лекарства должны быть направлены на то, чтобы изгнать его оттуда. Если, например, мне удалось успокоить резь в животе настойкой опия, то больной приходит на другой день, сияя от радости, и сообщает, что червяк уполз у него из тела, но зато теперь засел в голове и поедает его мозг, и просит меня дать ему что-нибудь, чтобы изгнать его из головы.
Приходится тратить очень много времени, объясняя больным, как следует принимать лекарства. Переводчик повторяет им мои наставления снова и снова: они должны выучить их наизусть. Назначение пишется на пузырьке или на коробочке, чтобы у них в деревне тот, кто умеет читать, прочел бы им это еще раз, однако у меня все же нет полной уверенности, что они не выпьют содержимое пузырька сразу, что они не съедят мыло и не станут втирать порошки себе в кожу.
В среднем мне приходится принимать каждый день от тридцати до сорока больных.
Главным образом это различного рода кожные заболевания, малярия, сонная болезнь, проказа, элефантиазис, болезни сердца, суставов и тропическая дизентерия.
Для лечения гнойных язв туземцы пользуются порошком коры какого-то дерева, которым и посыпают больное место. Образуется затвердевающая тестообразная масса, которая затрудняет отток гноя и только ухудшает состояние больного.
Перечисляя болезни, с которыми приходится сталкиваться, не следует забывать и о чесотке (scabies). Она причиняет неграм большие страдания. Мне приходится видеть больных, которым неделями не дает уснуть мучительный зуд. Иные до такой степени расчесали себе тело, что помимо чесотки приходится лечить еще и гнойные язвы. Лечение самое простое. После того как больной выкупается в реке, он натирается с ног до головы особым мылом, которое я изготовляю из серного цвета (sulfur depuratum), неочищенного пальмового масла, остатков масла из банок с сардинами и жидкого мыла. Потом я наливаю ему этот состав в жестянку из-под стерилизованного молока, чтобы по возвращении домой он мог еще два раза им натереться. Действует это средство превосходно. Уже на другой день зуд проходит. Мое противочесоточное мыло за какие-нибудь несколько недель прославило меня на много километров вокруг.
Туземцы относятся к медицине белых с большим доверием. В значительной степени это происходит оттого, что наши врачи-миссионеры на Огове на протяжении последних двадцати лет занимались их лечением самоотверженно, а подчас и с глубоким знанием дела. В особенности следует назвать г-жу Ланц в Талагуге, уроженку Эльзаса,[27] умершую в 1906 году, и г-на Робера в Нгомо, швейцарца, который в настоящее время лежит тяжело больной в Европе.
Работа моя сильно затрудняется тем, что в курятнике я могу держать только немногие медикаменты. Почти из-за каждого пациента мне приходится идти через двор к себе в кабинет, чтобы отвесить или приготовить там необходимое лекарство, а это очень утомительно и отнимает у меня много времени.
Когда же наконец будет готов барак из рифленого железа, где разместится моя больница? Успеют ли достроить его, прежде чем наступит долгий период дождей? И что мне делать, если он к тому времени не будет готов? В. жаркое время года работать в курятнике нет никакой возможности.
Заботит меня также и то, что у меня почти не осталось медикаментов. Пациентов оказалось значительно больше, чем я мог ожидать. С июньской почтой я отправил в Европу большой заказ. Однако пополнение прибудет не раньше чем через три-четыре месяца. Хинина, антипирина, бромистого калия, салола и дерматола осталось всего по нескольку граммов.
Но что значат все эти преходящие неприятности в сравнении с радостью, которую приносит работа в этих местах и возможность помогать людям! Пусть средства пока еще весьма ограниченны — добиваюсь я ими многого. Уже во имя одной только радости видеть, как люди с гнойными язвами наконец перевязаны чистыми бинтами и не должны больше шагать израненными ногами по грязи, во имя одной этой радости стоило бы работать здесь! Хотелось бы мне, чтобы мои благотворители увидели, как по понедельникам и четвергам, в дни, специально выделенные для гнойной хирургии, только что перевязанные больные спускаются с холма — сами ли, или на носилках, — или чтобы они могли вглядеться в красноречивую жестикуляцию старухи с больным сердцем, когда она пытается изобразить, как после приема дигиталиса ей легче дышится и лучше спится, потому что лекарства «прогнали червяка и он теперь уполз в ноги!».
Оглядываясь назад, на два с половиной месяца моей работы в этом краю, могу только сказать, что врач здесь нужен, очень нужен, что не только местные туземцы, но даже и жители далеко отстоящих отсюда деревень пользуются его услугами и что, располагая сравнительно скромными возможностями, он может добиться очень и очень многого.
Нужда во врачах огромна.
— У нас каждый чем-нибудь болен, — сказал мне на этих днях юноша-негр.
— Эта страна пожирает своих людей, — заметил старик, старейшина одной из соседних деревень...
IV
От июля 1913 до января 1914
Ламбарене, февраль 1914 г.
Миссионерский пункт в Ламбарене расположен на трех холмах. На вершине одного из них, самого дальнего вверх по течению, стоит здание школы для мальчиков, а на спускающемся к реке склоне его — магазин миссии и самый большой из жилых домов. На среднем холме — домик доктора, на третьем, ниже по течению, — школа для девочек и еще один жилой дом. В двадцати метрах от домов начинается девственный лес. Таким образом, мы живем между водою и девственным лесом на трех холмах, которые каждый год приходится отвоевывать от непроходимых зарослей, стремящихся вернуть свое достояние. Вокруг домов растут кофейные, какаовые, лимонные, апельсиновые, мандариновые и манговые деревья, масличные пальмы и папайи. Место это у негров издавна зовется Анденде. Как надо быть благодарным первым миссионерам за то, что они с таким трудом вырастили все эти деревья!
Миссионерский пункт занимает территорию около шестисот метров в длину и от ста до двухсот — в ширину. Во время наших вечерних и воскресных прогулок мы исхаживаем его много раз во всех направлениях. Трудно решиться на прогулки по лесным тропинкам, ведущим в ближайшие деревни, из-за невыносимой духоты. С обеих сторон эти узенькие тропинки сдавлены непроницаемыми стенами, достигающими тридцати метров высоты. Воздух на всем протяжении их неподвижен. В сухое время года можно гулять по просыхающим тогда песчаным отмелям и наслаждаться дуновением легкого ветерка, поднятого течением реки.
В Ламбарене не хватает не только движения, но
