Я поднимал первую жертву нашего библиотекаря. Она ела себя поедом, а заодно и окружающих за то, что отказались отдать ей свое. Жертва — отражение мыслей поймавшего ее библиотекаря, понимаешь?
Женька кивнул, хотя смысл пока до него не дошел.
— Есть такие люди: винят в собственных неудачах других. Тот, кого мы ищем, делает то же.
— Но он ведь практически всемогущ!
Некр пожал плечом:
— Разве подобное когда-либо мешало зависти? Всегда отыщется некто успешнее, могущественнее, талантливее, счастливее… Ощущения субъективны, у существа, вызывающего зависть, может быть ворох проблем, но завистник будет полагать иначе. Он давно разочаровался и в дружбе, и в любви, посчитал свой дар убеждения малым в сравнении с величайшей несправедливостью: отсутствием у него магических сил. Вот и ищет, как бы эту силу заполучить. Но гораздо хуже то, что его не устраивает Явь и люди, живущие в ней. Да, реальный мир несовершенен, а в каждом человеке и сверхе безобразное соседствует с прекрасным — неясно, чего больше. Но это не значит, будто все надо сломать и предать огню.
— А ты уверен? Может, он добивается чего-то другого.
— С сотворения мира темные библиотекари добивались лишь одного: обожествления себя и своего видения как должно или недолжно существовать другим.
— В таком случае, мы имеем дело с маньяком, — сказал Женька.
— С ним и имеем дело, — согласился Некр.
Глава 4
Вызов застал Дари в метро на половине пути к дому. Вначале зазвенело в ушах, а затем и телефон дал о себе знать протяжной трелью звонка. Мельком отогнав подальше обитающую под землей мелкую паразитическую сущность, она достала смартфон.
— И что у нас стряслось?
Сущность, отлетев подальше от злого, пугающего некроманта, не любящего делиться, присосалась к темноволосому клерку в сером костюме и безвкусном оранжевом галстуке в розовую полоску. Клерк, вздрогнув, продолжил рыться в телефоне, кривя ухоженное скуластое лицо, и расставил ноги еще шире: так, словно вознамерился сесть на шпагат. Иногда в общественном транспорте и такие индивидуумы встречаются. Дари вот тоже решила отказаться от машины и спустилась под землю.
Лощеный, наглый… отвратительный, порядком давно забывший себя настоящего, живущий не в реальности, а в некоем подобии виртуальной игры, где главное — заработать денег, сделать карьеру, неважно каким образом, сжирая конкурентов и шествуя по головам таких же претендентов на вхождение в элиту перекупщиков-паразитов.
Дари таких людишек терпеть не могла, потому у нее и мысли не возникло развеять сущность. Если бы ей нечем было заняться, она, пожалуй, приставила к этому типчику кого-нибудь более кровожадного: чуть-чуть пообломать норов. Нехорошо? Надо же оправдывать чужие ожидания. Она — некромант, стоит отнюдь не на стороне добра и света, как понимают их глупцы, недавно ее вообще в отравлении обвинили. К чему ж тогда душить прекрасные порывы? Близость потустороннего обычно неплохо вправляет мозги тем, кто еще способен проявлять человечность. Ну, а ежели нет… то нет.
— Коломенское. Предположительно прорыв.
— Да ну? — съязвила она. — Кому померещился?
— Орден не дремлет.
— А следовало бы чуть-чуть отдохнуть, — проворчала Дари.
— Согласен. Сам с удовольствием бы, однако не дают.
— Одним больше, иным меньше… — она пожала плечами, прекрасно зная, что собеседник увидит, даже находясь на почтительном расстоянии и говоря с ней по телефону, не оснащенному видеосвязью. Она и сама его видела: побледневшего, осунувшегося и раздраженного, с кривым шрамом на шее: уже заживающим, но все равно лучше не показывать впечатлительным барышням. С безупречно-красивыми чертами лица создавался ужасающий контраст. — Съезжу.
— Я направлю в помощь Ветра и Ольшу.
— Пусть отдыхают, — отказалась она. — Ребята всю ночь носились по Замоскворецкой набережной.
— Можно подумать, ты прохлаждалась, — голос у него был раздраженным, под стать внешнему виду, и усталым.
Будь его воля, никуда бы Дари не поехала или же Дерк отправился вместе с ней, но не в этот раз, не с такой, как у него, кровопотерей. Ночью на Патриарших было жарко.
Даже люди знали о загадочном флере прудов, сверхи же ощущали его, но привыкли не замечать: плохих и хороших мест в Москве превеликое множество, проверять все не хватит ни сил, ни времени. Чаще всего они дремлют и почти не влияют на прохожих: чуть выше вероятность споткнуться или ноющий несколько часов висок вдруг пройдет — сущая ерунда, не стоящая внимания. Вот только люди способны влиять на явный мир гораздо сильнее, чем кажется: если деревенские жители станут искренне верить, будто в колодце живет водяной, способный утащить ребенка, рано или поздно он действительно там заведется и кого-нибудь умыкнет. Так и с Патриаршими.
Некий городской сумасшедший догулялся там до такой степени, что в прудах завелось нечто хищное и опасное. Конечно, не призрак Берлиоза или Бегемота, но и не привычная русалка, за которую приняли существо рыцари и Дерк. Думали, столкнулись с метаморфессой, превратившейся в монстра, а сражаться пришлось с очень древним, обретшим материальность кровожадным существом, обладающим умением насылать мороки. Оно доставило хлопот всем: и рыцарям, и Дерку, который, похоже, обзавелся долгом жизни (кто-то же отпоил его собственной кровью). Впрочем, выяснять подробности и, тем более, лезть с непрошеными советами и жалостью Дари не стремилась. Ей бы для начала следовало разобраться со своими внезапно возникшими проблемами. И ведь все, вроде, было неплохо, а с выходки дрянного человека, спасенного Некром, на стены бросало.
— Дождись Руду, — попросил Дерк. — Отправлю ее.
Дари вздохнула и посмотрела на невысокий потолок вагона. По поручням, за которые придерживались пассажиры, скакала невидимая для обычных людей потусторонняя тварюшка, немного напоминавшая мартышку, с лучистыми бирюзовыми глазами и золотым мехом. Красивая, только в метро делать ей было совершенно нечего. По своей природе она не являлась паразитом, не могла питаться остатком эмоций невесть кого, выбирала себе хозяина и следовала за ним тайным охранителем. Вероятно, ее прошлый компаньон погиб в метро. Вряд ли упал на рельсы: ничего подобного не проходило по сводкам. Но люди не застрахованы от внезапных смертей, вызванных инсультами или разрывами сердец.
Тварюшку было откровенно жаль. Увы, привязывалась она только к людям, со сверхом жить не согласилась бы даже временно. Дари обвела взглядом вагон: раз, другой, третий. Народу было немного, однако девочку лет четырех она заметила только раза с четвертого. Ничем не примечательный человеческий детеныш с куцыми хвостиками на голове, в джинсовом костюмчике. Девочка задирала голову и вертела ею, казалось, просто
