так решили, мисс Прайс?
Сэнди вновь улыбнулась. В мысленном каталоге ее улыбок, который составил Лэйд, эта улыбка могла бы занять место под номером шестым – «Я наблюдаю за тобой, хитрый старый Чабб, хоть и стараюсь казаться пай-девочкой».
- Ну, вы сегодня с самого утра поглядываете на часы. Ждете какого-нибудь особенного покупателя? Может, мне стоит заранее подготовить товар и упаковать его?
- Вы необычайно наблюдательны, мисс Прайс. Как говорит старый добрый мистер Хиггс, наблюдательность есть свойство величайшей ценности, особенно когда приходит пора тушить картошку со шпинатом. Все в порядке, я скажу, если мне понадобится ваша помощь.
- Возможно, она понадобится тому юному джентльмену, что бродит в отделе с мылом и зубным порошком? Он выглядит довольно… растерянно. Кроме того, я не припомню его среди покупателей лавки.
- Который? – Лэйд напрягся, едва не разорвав пополам газетный лист, - Тот невысокий, в дорожном костюме?
- Да. Мне кажется, он поглядывает на вас, будто чего-то ждет.
Возможно, подумал Лэйд. Возможно, мисс Прайс.
Он бросил взгляд на часы – далеко не первый за это долгое утро.
- Эй, мистер! – позвал он негромко, - Да-да, вы. Простите, я могу вам чем-то помочь?
Джентльмен в дорожном костюме поднял голову. Пожалуй, Сэнди допустила небольшую оплошность в своем наблюдении. Он не выглядел растерянным, он выглядел задумчивым. И Лэйд сомневался в том, что его задумчивость вызвана необходимостью выбора между зубным порошком «Королевский» с мелом и мятой, и «Безукоризненным белым», дарующим улыбке естественную природную белизну.
- Возможно, сэр, - отозвался он, немного замешкавшись, - Дело в том, что я не ищу покупок. Вы, должно быть, владелец лавки?
«Нет, - хотел было съязвить Лэйд, - Владелец лавки в подвале, громит сундуки, делая отдых только для того, чтоб прочитать очередную цитату из вымышленной речи лорда Рассела[3] о политической беспринципности соленых огурцов, я тут лишь приказчик».
- Да, я – Лэйд Лайвстоун, компаньон и владелец. У вас ко мне дело?
- Можно сказать и так, сэр. Я тут в некотором роде по личному делу. Один мой знакомый осмелился отрекомендовать мне вас, как несравненного специалиста в своем деле. Надеюсь, я не нарушил норм приличий, осмелившись внять его совету и нанеся вам этот незапланированный, однако необычайно нужный мне визит.
Слишком велеречиво болтает, подумалось Лэйду, такой говор можно услышать в Редруфе или Олд-Доноване, но никогда в Миддлдэке.
- Этот ваш знакомый… Это полко…
Лэйд прикусил язык, едва лишь сообразив, что за имя едва не сорвалось с него. Он покосился в сторону Сэнди. Несмотря на то, что она выглядела полностью поглощенной книжкой и даже рассеянно щипала зубами палец, Лэйд знал, что впечатление это обманчиво. Может, часть ее рассудка сейчас и следит за смертоносной битвой английских и французских линейных кораблей, но часть всегда бодрствует, вечно настороженная и готовая поймать любой проскользнувший мимо сигнал.
- Этот ваш знакомый… - Лэйд кашлянул, - Кажется, я знаю этого джентльмена. Он большой любитель сыра, не так ли?
Посетитель мог не уловить намека. Но он уловил.
- О да, - он улыбнулся спустя секунду, - Я бы даже сказал, большой знаток по этой части.
- Тогда я польщен его рекомендацией и рад, что смогу предложить вам свои услуги, сэр. Прошу вас в мой кабинет.
***
«Канцелярия хочет, чтоб этот человек покинул остров», сказал полковник Уизерс. И хоть с той минуты миновало по меньше мере десять часов, Лэйд слышал эти слова так же отчетливо, как в тот миг, когда они были произнесены внутри «Седого нарвала». Даже ощутил на миг лимонную кислоту во рту. Тогда он был слишком сбит с толку, чтобы в полной мере осознать сказанное. А полковник, кажется, норовил улизнуть, точно застигнутая на кухне крыса с сырной коркой в зубах, не считая необходимым отвечать не неминуемые вопросы.
Вопросов было много, они мучили Лэйда почти весь остаток ночи, заставляя его ворочаться на своей холостяцкой скрипучей кровати, и скрип этот казался отзвуками снующих в подполе крыс, спешащих воспользоваться отсутствием хозяина, чтоб попробовать на зуб каждый куль и мешок…
Итак, Канцелярия хочет, чтоб этот человек убрался из Нового Бангора. Весьма размытая постановка вопроса, признал Лэйд, и странная формулировка. Ладно, допустим, иногда Ему надоедают некоторые из его гостей, как иногда бывает с детьми и их игрушками. Он наигрался или разочарован или по какой-то причине просто невзлюбил свое новое приобретение. Одно только это могло показаться невероятным само по себе.
Новый Бангор регулярно обеспечивал себя свежим мясом, у него были десятки, сотни пленников, со многими из которых Лэйду даже доводилось свести знакомство. Ни один из них не смог покинуть проклятой земли. А ведь среди них встречались самые разные люди
самого разного возраста и воззрений, включая тех, чье общество показалось бы невыносимым даже малярийному москиту. Ни один из них не мог похвастаться тем, что надоел Ему. Ни один.
И, словно одна только эта мысль была недостаточно мучительна, за ней маячила и вторая, окончательно лишившая его сна этой ночью. Еще более жуткая, чем первая.
Если Он по какой-то причине решил освободить одного из своих пленников, ему требовалось лишь разомкнуть невидимый замок. Отпереть кандалы, приковывавшие его к острову. Что ж, на тот случай, если пленник оказался бы недостаточно понятлив, чтобы осознать свою удачу, Он мог бы разориться на три пенса – стоимость конверта и пары марок – чтобы послать возвещающий свободу листок ему лично в руки. Вместо этого он отчего-то вверил это дело Канцелярии, с которой Он состоит в довольно сложных отношениях. И, как будто этого мало, Канцелярия по какой-то причине решила прибегнуть к помощи стороннего специалиста – случай, прецеденты которого Лэйду также были неизвестны.
А значит…
Значит, человек, которому Он подарил свободу, по какой-то причине не желал этой свободой воспользоваться.
Безумная, жуткая мысль, которую подсознание Лэйда безотчетно отодвигало подальше, как отодвигают обычно какую-то колючую или острую штуку, лежащую на столе. Но эта мысль возвращалась – снова, снова и снова, до тех пор, пока мостовая Хейвуд-стрит не заалела в лучах рассвета и под окнами не заскрипел фургон молочника.
Человек, не желающий покинуть остров по доброй воле. Это звучало нелепо.
