так все знают, а из новостей фиг чего поймёшь. Мне показалось, что это как-то связано с климатом. Жарко, сухо, сильные ветра, выветривание почвы… Тут даже заводы были под землёй.
— Да не так тут и плохо. Видала я места и похуже. Ну, жарко, ну, ветер, ну пыль с песком… Не ужас-ужас.
— Мне кажется, сейчас тут просто межсезонье. Посмотри на наружные стены с другой стороны здания — у них углы облизаны, как пескоструйкой, и стёкла матовые. Лучше бы нам не дожидаться тут сезона ураганов.
Аннушка не поленилась выбежать из помещения и удостовериться. Вернулась через несколько минут задумчивая.
— Теперь понимаю, почему тут такая архитектура странная, — сказала она. — Приземистая, бетонная и углами, как волнорез. Если тут сильные ветра, это всё объясняет. Как думаешь, скоро они начнутся?
— Я тут две с половиной недели. Сначала был полный штиль, потом стало понемногу задувать, сегодня ветер уже довольно сильный. Я не пытался выяснить, что тут как. Надеялся побыстрее убраться. В газетах ничего на этот счёт на попалось, да и лет им много. Мало ли как поменялся климат с тех пор, как людей не стало.
— Интересно, куда они делись? — Аннушка откупорила пакет местного сухого печенья, попробовала, скривилась, но всё же взяла следующее. — Скелеты по углам не валяются.
— Не, — покачал я головой. — Не интересно. Вообще. Надеюсь, мы этого так и не узнаем.
* * *
К вечеру добрели до очередной сервисной станции. В прошлый раз я прошёл мимо — как оказалось напрасно, ночевал тогда в чистом поле. Теперь в поле ночевать не хочется, на закате снаружи засвистело и заныло на разные голоса. Ветер не холодный, скорее, даже горячий, но он несёт пыль и песок, которые набиваются под одежду, лезут в глаза, нос и рот. Аннушка, ругаясь, пытается вытряхнуть пыль из окончательно превратившейся в воронье гнездо шевелюры, мне проще — голова стрижена под машинку.
— Полей, я хоть умоюсь, — попросила она.
Я скрутил крышку с пластиковой бутыли. Аннушка сняла тёмные очки, набрала воды в сложенные ковшиком руки, ополоснула лицо. Впервые увидел её глаза — ярко-синие, фантастически насыщенного цвета.
— Ого, ну и синева…
— Не видел таких раньше?
— Один раз.
— У кого? — заметно напряглась Аннушка.
— У одного человека… неважно.
— И где он?
— Умер. Скорее всего.
— И ты не знаешь, что они означают?
— Нет. Понятия не имею. Он тоже всё время в тёмных очках таскался. Это важно?
— По обстоятельствам, — уклончиво ответила Аннушка. — В основном, лучше с ними никаких дел не иметь. Но есть исключения.
— Например, ты?
— Нет, я плохой пример. Но попадаются и приличные люди. Просто имей в виду: синие глаза к неприятностям.
— Спасибо, что предупредила.
— Ну, тебе-то терять нечего, ты и так в полной жопе.
Ветер на улице подтверждающе взвыл.
Аннушка внезапно закапризничала. Сказала, что если питаться крекерами и газировкой, то будут прыщи как в пубертате. Особенно когда умыться толком негде. Развернула бурную деятельность: нашла в прилегающем гараже две металлических ёмкости, из одной мы сделали импровизированную печку, в другой вскипятили воду, используя в качестве топлива мебель и прессу. Заварили какие-то суповые концентраты, вышло не особо вкусно, но хотя бы горячо и жидко. Похоже на настоящую еду. Ничего похожего на кофе в маленьком ларьке не нашлось, но растворимый напиток в пакетиках с некоторой натяжкой сойдёт за плохой имитатор какао.
— Если ты прав, и ветер будет усиливаться, — сказала она, расположившись в свитом из собранной с вешалок одежды гнезде на полу, — то скоро на улицу будет не выйти.
— Сужу по художественной литературе, — я достал из корзины книжку, зажёг электрический фонарь. Фонарь местный, батарейки к нему, хоть и полудохлые, валяются в каждом ларьке, с этим проблем нет. — «Сезоны ветров» упоминаются постоянно. Романтические свидания там сплошь под «песни ураганов».
— Хреновая какая-то романтика.
— Ну, так они же не под кустами там друг дружку романтируют. Когда между тобой и бурей надёжная стена, то её звуки приятно щиплют нервы, не более.
— Так, — сказала решительно Аннушка, — вот чтобы сразу пояснить: у нас с тобой романтических поебушек под ветра стон не планируется. Я не то чтобы категорически против случайного секса, и не то чтобы ты мне как-то особенно противен, но…
— Но?
— Интимная гигиена, солдат. От тебя пахнет как от потного козла, от меня ничуть не лучше. Когда песок скрипит на зубах — это можно пережить, но когда он скрипит между ног, то ну его нафиг такую романтику. Я вижу, как ты пялишься на мою задницу, всё понимаю, любуйся на здоровье, от меня не убудет. Но не более.
— Значит, теоретически…
— Обеспечь мне ванну с пеной, и я, может быть, подумаю. Но ничего не обещаю.
— Я запомню.
— Учти, пены должно быть много! Обожаю пену! — она сладко потянулась, майка отчётливо обозначила содержимое под распахнувшейся кожанкой.
Мне пришлось, чтобы отвлечься, взяться за книгу.
— Про что читаешь? — спросила Аннушка, допив кружку чего-то горячего, почти-но-не-совсем похожего на какао. На упаковке написано «Кордань растворимый с курокой», но называется так сам напиток, или это бренд производителя — непонятно.
— Как тебе сказать… Не то детектив, не то любовная история, не то производственный роман. Главный герой — учёный, исследует… Я не очень понял, что, потому что, хотя язык очень похож, научная терминология совершенно чужая. Про себя я условно назвал его специализацию «информационной биологией», но, может быть, зря. Какой-то способ программирования роста живых организмов, кажется. Чего-то он там чем-то облучал, оно росло и колосилось, цвело и пахло, плодилось и размножалось.
— Звучит не очень увлекательно.
— Не скажи, — заступился я за автора, — есть и интересные моменты. Облучил, он, скажем, поле… ну, допустим, кукурузы. На самом деле местная какая-то культура, я не запомнил название. И на ней сразу вместо початков, или что там природой предназначено, выросли, допустим, огурцы.
— Огурцы?
— Или бананы. Или яблоки, не суть. Мне названия ни о чём не говорят, помнишь?
— И в чём интрига?
— А в том, что до этого он своими лучами по той траве фигачил
