значит, там база. Если база, там — магазин или ларек. А в нем и она, вожделенная. Так что вперед, я угощаю!
Едва мы причалили к пустынному пирсу, на нем тут же материализовался охранник с вопросом: с какой целью прибыли, господа? Господа в грязном и рваном поинтересовались ларьком с водкой, на что сторож нахмурился и сурово сказал, что на базе только ресторан и мы ошиблись адресом. Генерал, привыкший к обращению с халдеями, засунул ему в карман пятихатку и сопроводил царственный жест руки словами: «Веди!» Охранник верхним чутьем сторожевого пса уловил, с кем имеет дело, и потрусил провожать.
От берега вверх поднималась крутая лестница, и когда мы поднялись по ней, нашим глазам открылся рай. База на фоне скудного астраханского ландшафта утопала в цветниках, фонтанах и бассейнах. В этот оазис были встроены терема для дорогих и очень дорогих гостей. Генерал наметанным глазом все это оценил и резюмировал: «Столичный высокий чиновник здесь не один миллион евро закопал». Сторож на это ничего не сказал, но в знак согласия криво ухмыльнулся. На вопрос: много ли на базе отдыхающих, сказал: «Холодно, дорого, никого нет».
Ресторан, несмотря на отсутствие проживающих, был открыт и, видимо, в соответствии со строгой инструкции хозяев, ждал гостей круглосуточно. А вдруг олигарх-сенатор-спикер залетит на частном самолете отдохнуть на часок от трудов праведных?
Внутри ресторан оказался не менее удивительным, чем все, что мы увидели снаружи. Все началось с порога, через который я занес было ногу. Внизу чернела вода с золотыми карпами. Я инстинктивно отпрянул, но тут же понял, что рыбы плавают за толстым, видимо, бронированным стеклом. Так что мы смело пересекли озерцо по «льду» и оказались в дорогом даже по европейским меркам заведении. Так сказал генерал, много повидавший таких злачных мест в парижах и миланах.
Этот богатый опыт прочел метрдотель по взгляду, позе и движениям генерала, несмотря на его затрапезный, последней свежести прикид. Он тут же любезно пригласил нас к столику и подозвал официантов, которые уже выстроились наготове у барной стойки.
Мы с Витьком тоже почувствовали себя хозяевами жизни за могучей спиной и не менее могучим кошельком генерала, скинули мокрые рубища, которые тут же были отправлены на просушку. Обладатель же мощной спины и портмоне разделся до термобелья и при этом чувствовал себя как дома. Он развалился на скамье из мореного дуба и стал делать заказ, по-барски суля чаевые за хорошую водку и закуску. Нам тут же предложили все из красной рыбы: уху, пельмени с осетриной и водку «Белуга». Генерал благосклонно согласился.
Так мы отдыхали от трудов рыбацких под живую музыку. Из осетровых генерал отдавал предпочтение «Белуге», а из музыкальных произведений — нетленному шлягеру «Шумел камыш». Он заказывал этот гимн пьяных многократно, при этом каждый раз подходил к микрофону и с энтузиазмом подпевал, когда звучала строка «Всю но-о-чь гуля-а-ала до-о утра-а-а!»
Провожали нас, сухих снаружи, но не просохших изнутри, очень благодарные метрдотель, официанты и охранник. Довольны были и мы с Витьком.
Провал обернулся победой.
Существует мнение: настоящий рыбак хоть раз, но принимал ледяную купель. Я не претендую на высокое звание истинного зимнего рыбака, но купался не раз. И по первому льду, и по последнему. Об одном из заплывов и расскажу.
Это был второй выезд на перволедье за щукой. В первый раз ездили в оттепель с мелким дождем и сильно рисковали. Тонкий лед прогибался, выступала вода, поэтому ставили жерлицы, а снимали уже кружки. Поймали одну щуку на двоих и удовольствие от такой рыбалки мы получили сомнительное.
Через пару дней после ночных морозов состоялся второй выезд, но уже на другой пруд.
Светило солнышко, лед сухой и крепкий — рыбачь и радуйся. Но черт меня дернул выйти на более прозрачный лед. Я понимал, что здесь застыло позднее, но понадеялся на пешню: тюкнул перед собой — вроде не пробил насквозь, значит идти можно. Но теория одно, а практика другое. Сделал я пару шагов по прозрачному ледяному стеклу и увидел под ногами такую картину. Во все стороны по льду с хрустом побежали трещины, будто молотком ударили по витрине, — и я уже по макушку в воде.
Тут я выступил в роли туземца и пробки одновременно. Во-первых, я не бросил пешню. Держа его, как копье, я лихо доплыл до крепкого льда. А во-вторых, пробкой выскочил на твердое, не поняв, как это получилось. Может, какой-то заблудившийся в наших краях дельфин поддал снизу?
Мой напарник, Никитич, уже стоял рядом и тоже удивился моей шустрости. Мы побежали к машине и приступили к реабилитации. Благо, у него с собой было. И чекушка водки, и запасные валенки, и стеганые штаны, и бушлат. Свитер Никитич пожертвовал со своего плеча.
После разбора полетов мы продолжили расставлять жерлицы, и вслед за черной наступила белая полоса, а точнее, красный день календаря. Алые флажки зажигались один за другим, и я окончательно согрелся, бегая от лунки к лунке, от щуки к щуке пьяный и счастливый. Не знаю, от чего больше: от чекушки или от так удачно сложившейся рыбалки.
Сказ о настоящем рыбаке
Любой рыбак знает, как коварен последний лед. Я и сам на собственных частях тела не раз испытывал его коварство. Если такое случится, тут два варианта: или переоденешься в сухое, или в машину — и до хаты. Но есть среди нас герои, которые поступают иначе.
Мой товарищ Колян — один из таких героев. «Ни мороз ему не страшен, ни жара». Поехал он на пруд побурить последний лед и поблеснить под ним щучку или окунька. И надо же беде случиться: не отошел от берега и ста шагов, как, пересекая гряду камыша, врюхался в мартовскую водицу по пояс. Любой другой бы поступил согласно инструкции, описанной выше. Но не таков Колян. Он прогрел мокрые штаны и сапоги до температуры 36 и 5 и продолжил задуманное. Бурил лунки, макал туда блесну, кряхтел, матерился, но не сдавался. Рыба не клевала, но он не прекращал ни одно из четырех перечисленных действий.
И так продолжалось несколько часов. Мое богатое воображение, рисуя портрет мокрого Коляна на фоне далеко не майского пейзажа, приводит мой организм в такое состояние, что некоторый внутренние органы сжимаются и поднимаются вверх поближе к гландам. И мой разум не в силах понять и принять его героизм, особенно на фоне полного бесклевья.
Но на то они и герои, что нам, простым рыбакам-обывателям, не дано понять
