обратно в кресло:
— А теперь, бестолочь ты тупоголовая, рассказывай.
И Яков вывалил всё, как на духу. Глава рода слушал и делал какие-то пометки. После рассказа внука он отправил его спать. На его вопрос «Что же дальше будет?» сказал:
— Сделаю всё, что смогу. А там — посмотрим.
И после радостного «Спасибо, дедушка!», Яша ушёл Глава же после его ухода громко выдохнул и начал тереть себе виски. Спустя две минуты такого массажа он нажал кнопку на телефоне.
— Гена, подойди ко мне.
И меньше, чем за две минуты, начальник службы безопасности рода стоял перед ним.
— Я вас приветствую, мой господин. Чем обязан?
— В общем, Гена. Тебе предстоит особо важное поручение.
— И какое же?
— Найди мне всю информацию по Ярославу Виннеру и его родителях.
— Это всё?
— Нет — необходимо уничтожить всю информацию с камер возле мусоросборника на минус пятом. Вот теперь всё.
— Слушаюсь.
Глава рода Хипштейнов, после ухода безопасника, остался один. После некоторого раздумья он вернулся к отложенной работе.
***
Когда родители Ярослава кинулись искать его, то, внезапно, обнаружилось, что серверы на профилактике. После которой, разумеется, ничего не было найдено. Весь день был потерян. Полиция на всякий случай завела дело. Техников, которые обслуживали эти серверы, наказали за потерю информации без возможности восстановления. Однако мало кто знал, что, на самом деле, эти техники получили больше, чем потеряли. Даже намного больше, чем было дозволено. Потому что спустя где-то полгода, год один из «друзей» Якова решил его шантажировать этой записью. О чём позже даже пожалеть не успел — его и его отца, который и был одним из тех техников, быстро уничтожили. И сделано это было так, как будто несчастный случай. Однако второй техник решил сбежать, потому как понимал, что и от него захотят избавиться. Как от ненужного свидетеля. Не успел.
Семья Виннеров сначала долго пытались найти сына, но, разумеется, безуспешно. Светлана разругалась со всеми учителями. Ей было абсолютно неважно — раньше она не рисковала защищать сына. Хотя и была в курсе всего того, что творилось в школе. Она думала, что пытаясь быть хорошей для всех, Ярослава меньше будут дёргать. Теперь, когда его не стало, у неё слетели тормоза: все, кроме физрука и трудовика, учителя шарахались от неё в сторону. Не, физически она никого не обижала. До каких-то хулиганских выходок, которые она была вынуждена терпеть от других, не опустилась. Она просто морально их задавила. Но, как говорится, поздно.
Директриса решила уволить её. Просто так. И ей это удалось — Светлана Николаевна подписала заявление по собственному. Радости у директрисы было хоть отбавляй — опять можно найти того, кто не будет отпираться и пытаться за его счёт самоутвердиться. Но не тут-то было: после смены поведения Светланы Николаевны дети начали к ней тянуться. И после её ухода все уроки начали саботировать. На проблему наконец-то опустило свой взор Министерство образования, и, начиная с директора, весь учительский состав был списан как профнепригодные.
Сергей Виннер начал терять надежду найти не то, что сына — хотя бы следы его. И, если до этого он употреблял спиртное «для профилактики», то теперь стал чаще. Сначала на это всё руководство закрывало глаза. Потому что такой специалист, как он, был уникальным. И смену себе он не подготовил. То ли не успел, то ли никто не думал об этом. Однако когда он чуть не погиб сам, при этом рискуя обрушить платформу с огромной высоты, было принято решение отправить его на покой. Покоем он наслаждался недолго — где-то через пару месяцев у него отказало сердце. Мать Ярослава после смерти отца тронулась умом.
***
После уничтожения видеоматериала Мария Миронова замкнулась сама в себе — так совпало. Её родители сначала пытались её разговорить, даже психолога приглашали, но она не хотела общаться с этим миром. Единственное, что было понятно с её слов, то только то, что она не хочет выходить замуж за Якова Хипштейна. Однако родители настаивали, мол, они уже давно помолвлены, да и для рода Мироновых так будет лучше. Но она не говорила в ответ ничего.
Тем не менее, спустя год после окончания школы, за несколько месяцев до увольнения мамы Ярослава из школы, её выдали замуж. С её молчаливого согласия. Ей было абсолютно всё равно, что там говорил её муж. Равно как и то, что он попытался с ней сблизится. Он чувствовал этот холод, который она источала при нём. Даже рождение ребёнка не растопило лёд между ними. Хотя как мать она заботилась об их дочери как наседка. И не подпускала папу к ней. На что тот обиделся. В конце-концов это случилось: он ей изменил. Более того — он ей сообщил. Позже пришла та, с которой. Но... Яша ожидал хоть какой-то реакции со стороны своей жены. Однако её абсолютное безразличие ударило его сильнее, чем если бы она с криком, ором била его сковородкой, скалкой. Да неважно чем — лишь бы она показала, что он для неё хоть что-то значит.
— Маш, ну скажи, почему ты так со мной?
Ему в ответ не просто молчание — даже взгляд смотрел сквозь него.
— Неужели ты так из-за Ярослава? Он сам виноват!
Маша отвернулась к Софии — у дочки надо было заменить пелёнку.
***
Шли годы. Михаил Хипштейн попытался устроить Яшу в какой-нибудь университет. Однако тот с треском проваливал все вступительные экзамены. В итоге, ничтоже сумняшеся, он решает его впихнуть в дипмиссию в Флайорк. Однако и там ему не получилось задержаться — его тупость и несоразмерный гонор сыграли с ним плохую шутку. На очередном заседании, когда его спросили в шутку о том, что не является ли он двоечником, он разорался. При этом на людей, которые ему в отцы годились. Тогда это стерпели. Но когда он решил натереть и без того блестящую лысину одного из послов... При этом предварительно плюнув на неё... То, дабы избежать международного скандала, Якова забрали на Аэромос, и проблему, которую создал он, решал глава рода. Как ему это удалось — это тонкости политики. Но дело замяли. Однако после этого Яше вход в политику был закрыт. Был даже разговор об изгнании его из рода. Но пока решили повременить.
Сначала его пытались пристроить в местную администрацию. Там его терпели только из-за фамилии и принадлежности к роду. Терпели долго. Но его и оттуда попёрли — он подставился
