В бухгалтерии Панкратьеву уже ждали. Удивительно, как быстро в огромном коллективе разносятся слухи. Тимофеевна взяла у Панкратьевой документы и счастливо захихикала:
– Есть Бог на свете! Хоть кто-то нашему монстру нос утер!
– Неизвестно еще кто кому и чего утер, – ответила Панкратьева, – он у вас точно не дурак, только шибко нервный.
– Это не нервный называется, а бешеный. Деньги тебе, Анна Сергеевна, все прям сегодня отправим. Прилетишь, а они уже и на счету будут, можешь смело сразу тратить.
– Ага, главное, чтоб начальник мой Дубов мне за это голову не оторвал.
– На твоего Дубова, как погляжу, не угодишь.
– И не говорите, уж очень он местами на вашего начальника похож. Ваш меня чуть не съел, еле отбилась, домой приеду, а там уже Дубов сидит, рычит и зубами клацает, – захихикала Панкратьева, выуживая из своего безразмерного портфеля плоскую коробочку с дорогими духами. – Это вот вам небольшой пустячок, вы прошлый раз моими интересовались, так я и вам купила.
Тимофеевна завращала глазами и оглянулась по сторонам:
– Ты что, Анечка, зачем?
– Берите, берите, это ж не взятка какая-нибудь. Это просто от женщины другой женщине маленький такой презент в знак женской солидарности. Мы ж с вами на переднем крае, и нам необходимо секретное оружие. Я еще и Лидочке такие привезла. Пусть теперь вокруг начальника вашего моими духами пахнет. Это стратегия такая у меня. В следующий раз приеду, а он и не заметит, решит, что все вокруг свои. Тут я его и подкузмлю как-нибудь. Как еще не решила.
– Подкузьми, подкузьми, обязательно. Будет тебе за это от нашего коллектива большой общечеловеческий поклон, – захихикала Тимофеевна, пряча духи в ящик стола.
Подопытный объект номер один. Господин ВоронинВоронин Геннадий Иванович родился и вырос в Уфе. Мать его работала начальником лаборатории крупнейшего нефтеперерабатывающего завода, отец трудился там же в должности начальника смены, поэтому в выборе будущей профессии мальчика Гены никто не сомневался. После окончания школы Гену отправили в Москву учиться на нефтепереработчика в институте, который среди нефтяников именовался просто «Керосинка». «Керосинка» была главным ВУЗом страны, кующим кадры для нефтяной отрасли. Родители Гены решили дать мальчику самое лучшее образование. Конечно, при поступлении Гену подстраховывали через материнские московские связи, но Гена и сам старался, и не только поступил, но и успешно закончил «Керосинку» с красным дипломом. Правда, отец шутил, что хороший студент – хороший инженер, а плохой студент – главный инженер. Тем не менее, вернувшись в Уфу, Гена сделал очень приличную карьеру и к сорока пяти годам стал именно главным инженером того завода, на котором раньше работали родители.
О должности директора не могло быть и речи. В кресле директора завода с незапамятных времен утвердился Соломон Израилевич Штольц. До начала Перестройки его, правда, звали Семен Иванович, но это к вопросу карьеры Гены Воронина не имело никакого отношения. Гене Воронину казалось, что Соломон Израилевич был директором завода всегда и будет им вечно. Слабая надежда на его уход появилась, когда завод вошел в состав крупнейшей в стране нефтяной компании. Однако авторитет и могущество Штольца были настолько велики, что даже строгий пенсионный закон компании, согласно которому весь ТОП-менеджмент безоговорочно отправлялся на пенсию по достижении шестидесяти пяти лет, в отношении Штольца был бессилен. По возрасту Соломон Израилевич уже устремился к семидесяти, но выглядел при этом чуть-чуть постарше Гены Воронина. Воронин прозвал своего начальника Кащеем Бессмертным, смирился с карьерным потолком и направил свою энергию на науку. Он защитил всё в той же «Керосинке» сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертации и по мере возможности старался применять свои знания на родном заводе. Штольц был очень доволен своим главным инженером, и всем казалось, что эта парочка (Штольц и Воронин) будут руководить заводом до скончания времен.
Однако внезапно такая идиллия закончилась. Воронину от самого высокого руководства поступило предложение возглавить один из зарубежных заводов компании. Завод этот был гораздо крупнее родного Уфимского и находился в непосредственной близости от столицы бывшего социалистического государства. Столица эта по праву считалась одним из красивейших городов Европы. Предыдущий директор завода в строгом соответствии с пенсионным законом компании с почетом отправился на заслуженный отдых, и Воронину предлагалось занять его место. О таком предложении можно было только мечтать.
Мать Гены Воронина считала, что случилась чудо, и Бог, наконец, услышал ее молитвы. Однако Лиза, жена Геннадия Ивановича, ехать в Европу наотрез отказалась. Единственная дочка заканчивала школу, ее требовалось «поступать» в высшее учебное заведение. Разумеется, всё в ту же «Керосинку», которая стала теперь не просто университетом, а целой академией и постепенно превратилась в учебное заведение для детей ТОП-менеджмента нефтяной и газовой отраслей. Более того, Лиза выразила своё большое недовольство тем, что во время такого важного события в жизни дочери Воронин будет отсутствовать, шляясь по Европам. Она так и сказала «шляясь по Европам», как будто он на увеселительную прогулку собирался.
– Лиза! Ты чего? Это же я лотерейный билет вытянул! Во-первых, это должность директора, о которой я мечтал, и не в Уфе нашей, а в самой Европе. Там даже точно такая же должность как у меня сейчас расценивается как серьёзное повышение. Люди, чтоб на такое место попасть, насмерть бьются. Во-вторых, там совсем другие деньги. И зарплата гораздо выше, даже больше, чем у нашего Штольца, да плюс к тому суточные, квартирные, представительские и подъемные! И, в-третьих, оттуда только два пути – либо на пенсию, либо в Москву в центральный офис на повышение.
– Мне и в Уфе хорошо! – отрезала Лиза, хлопнув дверью.
К его отъезду они все-таки помирились, и Лиза пообещала, что вместе с дочкой навестит его на ближайших школьных каникулах, посмотрит, что там к чему в этой хвалёной Европе. Правда, долго зудела, что Европа Европе рознь и бывшая соцстрана совсем не предел мечтаний, вот если б Лондон, тогда другое дело.
Завод Воронину сразу понравился. Кое-что, конечно, требовалось подремонтировать, модернизировать, реконструировать, а где-то даже и построить, однако в целом завод оказался хорош и полностью соответствовал давнишним мечтам Воронина о возглавляемом им предприятии. ТОП-менеджмент целиком набрали из соотечественников, местное население трудилось в среднем звене и ниже. Правда, охрана и служба безопасности тоже целиком состояла из соотечественников. Персонал на работу пригласили с разных заводов компании, некоторых сотрудников Воронин знал по совещаниям в Москве и по учебе в «Керосинке». Многие из них уже освоили местный язык, что было не так уж и сложно, все-таки братья-славяне кругом и корни у языка схожие. Кроме того, за время, прожитое под руководством прежнего директора, коллектив уже сложился и оброс своими привычками, историями и негласными правилами.
