у Роз что-то происходит с одним из инженеров, Кенни, который дает ей сигареты в обмен на услуги. Он в основном знает все входы и выходы компьютерной системы по всей больнице. Как бы я ни была склонна предостеречь ее от него, я нахожу их отношения ценными, а в этом месте ценные отношения — это то, что поддерживает в человеке жизнь.
— Ужасно. Подложив руку под голову, я вздыхаю.
— Он ненавидит меня.
Ее глаз прищуривается, когда она втягивает полные легкие дыма. Странно, что Медуза не чувствует его запаха, когда приходит проверять постель. Может быть, она вообще ничего не чувствует. Может быть, ее нос такой же каменный, как и ее сердце.
— Я беспокоилась о тебе весь гребаный день. Думала, что мне придется терпеть новую сучку-зануду.
— Спасибо за доверие. Я рада знать, что наша дружба так много значит.
Толчок к моим ногам, и она улыбается.
— Просто подшучиваю над тобой. Поворачиваясь, она складывает ноги, прижимая мои к углу моей кровати.
— Он огромный?
— Я не знаю, чем они их кормят, но это самый крупный самец, которого я здесь видела.
Раньше женщинам не разрешалось работать в Calico. Во время рейдов на ульи с крапивницей женщин считали бесполезными, они размножали больных и их убивали. Теперь их привезли сюда в качестве подопытных, для изучения разведения в третьем поколении в контролируемых экспериментах.
Опасались, что присутствие самок соблазнит не только охранников, но и отвратительных самцов, используемых в экспериментах, таких как Валдис. Забавно, как это превратилось во что-то для изучения, как и все остальное здесь. Голод. Лишение сна. Реакции на жару, холод, боль и удовольствие. Все проверено и соблюдено, и я не сомневаюсь, что эти мышцы тоже являются результатом экспериментов.
Широко раскрыв глаза, она закусывает губу и стряхивает пепел на ладонь.
— Ты видила его член?
С гримасой я скрещиваю руки на груди.
— Нет! Это была просто встреча.
— Мне пришлось отвезти Нилу в операционную после того, как она была с одним из Альф в первый день. Судя по звуку? Он чуть не разорвал ее пополам.
Теперь я помню Нилу с моего первого курса. У нас с ней было не самое лучшее начало, но в конце концов мы привязались друг к другу и даже стали друзьями. Пока ее не утащили на проект Альфа, и после этого я ее больше никогда не видела.
Это легко могла быть я, отправленная в комнату того Альфы.
— Да, кстати, спасибо, что заранее предупредила меня об этом. Возможно, было бы полезно узнать, что происходит, когда ты произносишь их имя.
— Вот почему он так набросился на нее?
Очевидно, Роз не знает всего, что происходит в этом месте.
— Да. Сегодня я совершил ту же ошибку.
— И? Что он с тобой сделал?
— Ничего подобного этому.
— Ничего? Она пожимает плечами и качает головой.
— Ну, это интригующе, ты не находишь?
— В Альфах нет ничего интригующего. Мой чуть не убил меня. Прижал к стене.
— Черт, Кали. Прости. Она единственная, кто называет меня здесь моим настоящим именем, в остальном мы обращаемся друг к другу по последним трем номерам, вытатуированным у нас на затылке.
— Дай мне посмотреть.
Высоко поднимая подбородок, я позволяю ей взглянуть на синяк на моем горле, который все еще нежен на ощупь.
— Господи. Ее губы кривятся, когда она проводит кончиком пальца по тому, что сейчас, вероятно, черно-фиолетовое месиво. Не то чтобы она не видела хуже, даже на мне. Иногда именно Роз отвозила меня обратно в мою комнату после еженедельных осмотров. Все, что я знаю, это то, что когда меня доставляют в один из экспериментальных кабинетов, там несколько секунд мучительная боль, и я просыпаюсь после того, как выздоравливаю. По ее словам, это никогда не бывает красиво, когда она впервые забирала меня.
— Судя по всему, он мог свернуть тебе шею.
— Почувствовала, что он хотел. Потирая рукой чувствительную плоть, я опускаю подбородок.
—Я должна заставить его … как и я. Если бы Медуза или доктор Эрикссон услышали, как я обсуждаю эксперимент, я уверен, что рассматривал бы одиночное или — лечение, которое они называют термо- или электро-терапией плохого поведения.
— Я даже не знаю, как по их мнению я собираюсь этого добиться.
— Прикоснись к его члену.
Нахмурившись, я качаю головой.
— Ты можешь хоть раз не быть одержимой мужскими гениталиями? Это серьезно.
— Как и я. Ты была бы удивлена что может сделать одно легкое движение. Возьми Кенни. Парень месяцами даже не смотрел на меня. А потом однажды? Я перевозила Беспульсного в мусоросжигательные печи. «Беспульсного» — так те, кого перевозят, называют инфицированного на поздней стадии после вскрытия.
— Он стоял позади меня, и я случайно задела его член. На следующий день? Мы целовались под лестницей.
Закрыв глаза, я раздраженно выдыхаю.
— Я не трогаю его член. В любом случае, я сомневаюсь, что он позволил бы мне приблизиться к нему.
— Насколько я слышала ты вероятно могла бы отойти на фут и почистить его.
— Где черт возьми, ты все это слышишь?
Ее щеки впадают от очередной затяжки сигаретой.
— Дерьмо ходит повсюду.
— Отбой! Голос Медузы гремит из дверного проема, и широко раскрыв глаза, Роз наклоняется вперед, затушив сигарету под кроватью, прежде чем вскарабкаться на свою верхнюю койку. Я замечаю, как она слизывает пепел с ладони, поднимаясь по лестнице, и меня бросает в дрожь от того, каким он должен быть на вкус, если судить по запаху.
Дюжая охранница обходит каждую койку, осматривая каждую кровать на предмет любых признаков нечестной игры, включая припрятывание еды, а в некоторых редких случаях и мальчиков из крыла Б. Это случилось только один раз, когда меня назначили, и насколько нам известно, тот мальчик мертв.
Когда она наконец достигает нашей с Роз койки, ее голова поднимается, глаза сканируют Роз, а затем меня. Мой — это всего лишь беглый взгляд, поскольку я не нарушила ни одного правила за последние пару лет.
Ничего такого, в чем она была бы посвящена, во всяком случае.
Я работаю на кухне в то время, когда меня не укладывают на каталку, и иногда я тайком таскала еду обратно для остальных, что привело к потере моего пайка почти на неделю, а некоторых и к одиночке. Неделя, в течение которой мне все еще приходилось служить своим собратьям-подданным, умирая от голода. В тот день я потеряла привилегию видеться с Брайани, поскольку она чуть не погибла, пытаясь защитить меня, и я надеюсь вернуть эти привилегии. Я мало что помню из этого, так как потеряла сознание во время допроса, и с тех пор я ничего не выносила тайком с кухни.
Свет выключается.
В пустыне нет места чернее, чем эта комната, когда гаснет свет. Я не вижу дальше собственного носа, поэтому когда Роз ударяется о край моей койки и что-то
