подменить свои эмоции его собственными, не прожить его жизнь, но прочувствовать то, что ощущал персонаж, проанализировать это и максимально точно потом передать зрителю.
В институте мой педагог Виктор Афанасьевич Ильев решил совместить мой талант импровизации с привычкой опаздывать. Все, кто опаздывал, должны были придумать и отыграть «творческое извинение». А чтобы вы понимали, я всегда опаздываю. Вот всегда. Даже если заранее выхожу, все равно умудряюсь опоздать. Опаздывала, конечно, не только я, но чаще всех точно. И потому творческих извинений мне приходилось придумывать больше, чем другим.
Но все это было уже позже, в институте в Перми. А в Москве меня никуда не взяли, ни в один театральный вуз. Знаю, как Жанне Агузаровой на вступительных когда-то сказали: «Голоса нет». В моем случае было нечто похожее: «У вас не тот уровень». Ну я, конечно, совсем не Агузарова, талант, как мне казалось, совсем не очевиден. Но тогда у меня появились прямо очень серьезные сомнения в себе и мысли, что, может, я вообще не актриса. До этого ничего подобного не было. Нет, мандраж перед выходом на сцену, волнение есть у всех, но это другое. А тут я поверила членам комиссии, которые меня не приняли. Решила, что у меня не тот уровень. Что это уровень самодеятельности из регионов и что я непригодна для Москвы. Да и вообще сомневаться в себе с тех самых пор я начала страшно.
Все про меня говорили: «талантливая какая». Было приятно. А вот сейчас если говорят – талантливая, я поправляю и говорю: я – способная.
На вступительных я познакомилась с ребятами и очень удивилась, когда узнала, что они по несколько лет ездят поступать. Прикинула для себя и решила, что нет, на следующий год я точно в Москву не приеду и, значит, переезд сюда откладывается. Тогда, правда, я еще не могла предположить, что отложится переезд на целых двадцать лет…
Поступала я и в Киев, но не на актерский, а уже на режиссерский факультет. Это была идея моего папы. Он, будучи музыкантом, по гастролям постоянно ездил и говорил мне: «Если меня твоя мама еще ждет с гастролей, то мужчина женщину ни с каких гастролей ждать не будет. А гастроли бывают не по одному месяцу». И добавлял еще: «Я же тебя знаю, в силу твоей ранимости для тебя будет большим ударом, когда ты вернешься с гастролей, а там другая женщина. Иди на режиссуру и будешь каждый день дома. Вот ты в театре что-то поставила – и домой вернулась. Отработала, закончила, и ты дома, ты в семье».
Я подумала, что это очень разумно. Да и режиссерский опыт какой-никакой у меня был: в подростковом возрасте уже спектакли ставила в сельском клубе. Сама все придумывала, сама сценарии писала, сама ставила. У меня спектакли были социальной направленности, сатирические и поучительные. Такие, а-ля «Фитиль»: самогонщиков и тунеядцев высмеивала.
Причем ставила я эти спектакли не с детьми, а со взрослыми людьми. У меня актеры были сплошь дядьки и тетки. И скажу вам, они меня слушались.
Смотреть постановки приходила вся деревня. Для народа это было целое событие: культурное мероприятие и выход в свет одновременно. И вот все старались принарядиться, бабы платки новые надевали. Старались корову побыстрее подоить, чтобы на спектакль прийти.
А у нас ведь народ очень эмоциональный, как я уже говорила. Сюжетов своих спектаклей я уже не помню, потому что строгала их с завидной частотой. Но если там по ходу действия какой-то конфликт, то весь зал участвовал. Орут: «Дай ей по морде!», «Это кто так с матерью разговаривает!» В общем, такой у нас был иммерсивный театр – с эффектом погружения. Вот тоже, то Инстаграм на выезде, то еще один жанр в нашей деревне в 80-е уже обкатан был. Так что, когда смотрю современные постановки в этом формате, понимаю, что для меня это – прошлый век, я все это видела и меня ничем не удивишь.
Еще у нас мужики курить выходили, двери открывали, и собаки из-за этого на сцену забегали с улицы. И если, не дай Боже, на сцене была на тот момент какая-то драка, собаки могли актеров покусать. В итоге пришлось объявление повесить: «Не открывайте двери, а то собаки на сцену забегают!» Случались и гастроли: по окрестным деревням. В наш колхоз входило несколько деревень, и председатель давал нам автобус, чтобы мы эти деревни объезжали, так сказать, с «культурным просвещением». Конечно, я всем этим очень гордилась и чувствовала себя такой значительной, прямо настоящим большим режиссером. Тем более, все про меня говорили: «Талантливая какая». Было приятно.
А вот сейчас если говорят – талантливая, я поправляю и говорю: я – способная.
Отец…
Сейчас я понимаю, что идея поступления на режиссерский родилась у папы еще и потому, что он не хотел, чтобы я расстраивалась из-за того, что меня не зачислили в театральные вузы… Хотя он всегда до последнего в меня и мои способности верил и очень мною гордился.
Вообще отец сыграл важную роль в моем принятии себя. Помните историю про нос? Я ведь человек сильно сомневающийся, неуверенный, хотя внешних проявлений у этого никаких нет. И понимаю, что, если бы не папа, сомнений моих в себе было бы в разы больше, и вообще неизвестно, как сложилась бы жизнь. Вполне возможно, я своими комплексами и перестраховками сжила бы себя со свету.
Всегда считала такой, знаете, пафосной глупостью, когда женщины говорили что-то вроде: «Главный мужчина в моей жизни – это отец». Думала, ну как такое может быть, отец – это отец, а мужчины в жизни – это мужья, бойфренды, любовники… Мда, ну и дура я была. Конечно, отец – часто главный мужчина в жизни девочки! Эталон! Образец того, каким должен быть муж, сын и все другие мужчины, встречающиеся на жизненном пути.
Вот и мой папа был для меня эталоном. Деревенский парень с Западной Украины, ставший классическим музыкантом и игравший на редчайшем инструменте – валторне. Покоривший ну очень сильную и независимую уральскую женщину – мою маму – и прервавший гастроли, когда она забеременела первым ребенком…
С отцом мы виделись нечасто, а после моего переезда в Пермь даже повздорили и не общались какое-то время. Но он всегда оказывался рядом со мной в моменты, когда был особенно нужен, и всегда находил самые правильные слова для поддержки или утешения, грамотно разъяснял ситуацию и позволял мне самой сделать
