чувствовать на себе этот пристальный взор, девушка решилась действовать снова.
Решение она приняла спонтанно, когда из почтового ящика, даже не из ее квартиры, выпала рекламная листовка. Но привлекло внимание девушки не рекламное объявление на серенькой бумаге, а тот факт, который был распечатан мелкими буквами, и в котором значилось, что весь тираж рекламного произведения распечатан на местной типографии. О том, что в захудалом районном центре может быть типография, Ольга и не догадывалась. И теперь она точно знала, что ей предстоит сделать.
В тот же день Ольга очутилась перед дверью типографии. Та располагалась в захудалом двухэтажном домике-особнячке еще дореволюционной, скорее всего, постройки. Здание было ветхим, впрочем, таким же ветхим могло оказаться и оборудование типографии. Так оно и оказалось. Но самым ветхим был человек. Который типографией руководил. Это был живописный тип со всколоченной поэтической шевелюрой и нездоровой печенью, о чем можно было судить по желтоватому оттенку его кожи. Арам Николаевич Панаетенко был удивительным человеком, в котором слилась кровь трех древних и двух молодых народов. Он был талантлив, но еще в советские времена, не сумев талант свой реализовать докатился до руководителя районной газеты и шефа районной же типографии. Он не сумел реализовать себя и в семейной жизни — жил бобылем, пил, и допился почти что до ручки. На его многодневные запои перестали обращать внимание, типография еле сводила концы с концами, начальство махнуло на все это рукой, потому как никого больше в этом районе не осталось, чтобы типографским делом более-менее профессионально заниматься.
Но кем-кем, а дураком Арам Панаетенко не был. Открыв рукопись, принесенную Ольгой, он сразу же понял, в чем тут собака порылась.
— Значится так, девушка… Роман ваш никто не пропустит. Ни в переводе, ни так… Я-то знаю… есть темы, которые пока что по каким-то соображениям не пускают. Да, можно напечатать в частной типографии, только их тоже могут курировать… в общем, обегаете столицу и где напечатать, не найдете. Другое дело мы… у нас на безрыбье и рак рыбой становится. А если еще учесть, что начальство знает, что я могу уйти в запой, то… рукопись я у вас приму. И рецензии напишут, все как положено. И заказ оформят. Вот только я не смогу визу запретную поставить — уйду в запой, который вы мне и организовать поможете. Ведь поможете?
Ольга кивнула головой.
— А если подкинете еще две-три сотни баксов, то…
Ольга, готовая к такому повороту разговора положила на стол пять бумажек по пятьдесят долларов каждая. С отсутствующим видом Арам Николаевич смел бумажки в ящик рабочего стола.
Еще месяц Ольга ходила в занюханную типографию как на работу. Как ни странно, оказалось, что там работают прекрасные люди: ответственный редактор Нила Павловна, наборщик Семен Сергеевич Спицын, рабочие Петр и Григорий, которые наотрез отказались называть себя еще и по отчеству. Они работали самоотверженно, особенно, когда появлялась работа. Техника постоянно приходила в негодность. Не выдерживали наборщики, которым приходилось разбираться с последовательностью непонятных знаков, а бедная Нила Павловна, казалось, забыла о родном доме, вычитывая перевод и исправляя незаметные Ольге, но так хорошо заметные ее опытному глазу, ошибки.
10.
И вот этот день настал.
Ольга вышла из типографии с двумя сигнальными экземплярами своих книг. Перевода и той, написанной столетие назад на языке исчезнувшего народа.
У нее оставалось денег в самый обрез: чтобы разослать эти книги по намеченным адресам — публичным библиотекам (в списке кроме областных и районных библиотек бывшего СССР фигурировали республиканские книгохранилища, публичные библиотеки Конгресса США, а так же крупнейших городов мира). Эти расходы вместе с сопроводительными дарственными документами обошлись Ольге в куда как большую сумму, чем издание самого тиража. Но девушка ни о чем не жалела.
Она еще не знала, что будет делать дальше, как и на что жить: все накопленное ею уже разошлось. Вот и проплата за квартиру заканчивалась через три месяца, а запас денег, на который предстояло жить и жить долгие годы, внезапно оказался полностью исчерпан.
И все-таки она не жалела ни о чем. В этот хмурый непогожий день, когда тучи собирались над обветшалым зданием типографии, готовясь превратить в болото близлежащие окрестности, весь мир казался ей радостным и солнечным. Она неслась легким шагам по мостовой, в которой угадывались остатки прошловековой брусчатки, и в ее голове пели сладкоголосые райские птицы.
Угрозы? Кто знает, будут ли ей угрожать теперь, когда Дело сделано и ее мисия, не выполненная в прошлой жизни, наконец-то закончена.
Ну и что, что денег нет? Она найдет как заработать. Не головой, так телом. Но каким-то внутренним чутьем Ольга понимала, что на панель ей возврата уже нет. Что эта ее прошлая жизнь сумела изменить ее жизнь настоящую.
Но больше всего ее радовало то, что в книге, на самой первой странице, там где пишут имя переводчика значилось Марина Николаевна Москвина. Ее настоящее имя.
Январь 2012. Винница.
Мой лучший друг Лучано Паваротти[1]
(повесть из провинциальной жизни)
1.
Это утро в Нижнем Вьюганске выдалось особенно противным. Дамы и господа, давным-давно было отмечено, что именно в начале сентября утренние часы в Нижнем Вьюганске как-то не задаются, но именно это утро 5-го сентября две тысячи двенадцатого года оказалось самым противным из всех сентябрьских утр за все время синоптических наблюдений.
Еще ночью зарядил мелкий противный дождь, умудряющийся каждых полчаса превращаться на пять-десять минут в форменный ливень. Сама погода выдалась на редкость холодной, а вместе с дождем пробирала до костей, а одеваться еще не хотелось, но приходилось, и телом ты был еще в лете, а тебя уже осень пригвождала к матушке земле, избавляя от глупых фантазий и скрипучего ожидания отпуска. Впрочем, Степан Никодимович Христофоров, директор организации, гордо именуемой Нижне-Вьюганской филармонией, в этом году в отпуск еще не ходил. Он хотел продлить лето, и выбраться где-то в районе ноября в страны с куда как более теплым климатом. Правда, не знал, получится ли. Дела шли в филармонии как-то не слишком живенько. Звезды, даже самые захудалые, в еще более захудалый Нижний Вьюганск не ехали ни за какие коврижки, да и коврижки были в этом городе не такие уж чтобы… А без звезд не заполнить зал. А артистов осталось с Гулькин нос… И что то были за артисты! Даже на гастроли отправлять стыдно. И если бы не старушечьи хоровые коллективы, исполняющие все — от фолка до рока, то стоять
