— Когда?
— Да днем.
— Кто, Энди?
— Билл. Билл Кадди. Он собирает ракушки. Живет в хибарке на берегу.
Я поставил пистолет на предохранитель, но фартук не отпустил.
— Энди, — проговорил я, — если ты выложил все начистоту, тогда порядок, но если нет, я отстрелю тебе башку. Ты ведь это знаешь, верно?
Его глаза забегали во все стороны, потом снова встретились с моими.
— Ага, мистер, знаю. Я не вру, честно. У меня двое детей.
— И еще Джейни; Пожалуй, попридержи-ка ее пока здесь. Мне не хочется, чтобы об этом кто-нибудь узнал, понимаешь?
Энди все отлично понимал, до последнего словечка. Я отпустил его, и ему пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть. Я сунул пушку обратно на место и сложил аккуратно найденную часть пижамы. Поправив шляпу и галстук, я спросил:
— Где живет Кадди?
Голос Энди был так слаб, что я еле расслышал ответ:
— Прямо по дороге... до самого берега. Потом налево. Это старая корабельная рубка.
Когда я уходил, они сидели рядышком, напуганные до смерти. Бедняга Энди. Он был ни при чем, но в этой игре лучше не рисковать.
Как и сказала Джейни, дорога вела прямиком в лужу. Я поставил машину у заколоченного дома и побрел по мокрому песку. В трех шагах от воды повернул налево и увидел перед собой ряд развалившихся лачуг, кое-как сколоченных из всякой дряни, выброшенной приливом. У некоторых на жестяных крышах все еще проглядывали рекламы прохладительных напитков и сосисок.
Время от времени в разрывах туч показывалась луна, и при ее свете я мог лучше разглядеть самодельный поселок.
Найти жилье Кадди оказалось легче, чем я ожидал. Среди всех хибарок она одна была когда-то покрашена, на южной стенке висела доска с названием корабля “Кармайн”, написанным большими заглавными буквами. Должно быть, эту палубную надстройку выбросило штормом. Я подобрался к окошку и заглянул внутрь. Мне удалось разглядеть лишь какие-то смутные очертания. Я потянул дверь. Она бесшумно распахнулась. Из угла доносился раздирающий храп человека, спящего на спине пьяным сном.
Спичка осветила комнату. Кадди ни разу не пошевелился, даже когда я поднес спичку к фонарю, висевшему в центре потолка. В единственной комнате стояло несколько стульев, стол и двухъярусная кровать у стенки. Он поставил себе керосиновую плиту, проведя трубу сквозь дыру в крыше, и приспособил два деревянных ящика под кухонный шкаф. Возле печки стояла бочка с ракушками.
Уйма всякого барахла, но никаких следов парнишки.
Разбудить Билла Кадди оказалось нелегко. Он подергивался, цеплялся за одеяло и всхлипывал. Я снова встряхнул его, и у него дернулись веки и открылись глаза. Без зрачков. Они появились из-под лба секундой позже. Два мутных, налитых кровью глаза двигались отдельно друг от друга, пока случайно не сфокусировались на мне. Билл сел.
— Ты кто?
Я дал ему несколько секунд, чтобы рассмотреть меня, потом сунул ему под нос значок на ладони.
— Коп. Вставай.
Живо скинув ноги на пол, он схватил меня за руку.
— А в чем дело, мистер? Я не браконьерствую. У меня здесь только ракушки. Вон гляньте, — он показал на бочку. — Видите?
— Я не рыбинспектор, — сказал я.
— Тогда чего вам от меня нужно?
— Мне нужен ты. Ты обвиняешься в похищении ребенка, а может в убийстве.
— Ой... Нет! — его голос звучал как хриплое кваканье. — Но ведь... я никого не убивал. Да разве я могу!
Ему незачем было это говорить. Он явно не принадлежал к типу убийц. Но я не стал его успокаивать.
— Сегодня днем ты принес в бар Энди эту пижаму. Где ты ее взял?
Он сморщил нос, пытаясь понять, о чем я говорю.
— Пижаму?
— Ты меня слышал.
Тут он вспомнил. Его лицо расплылось в улыбке облегчения.
— А, эта! Точно, я нашел ее на Шоур Роуд. Пошучу-ка, думаю, над Энди.
Он сунул ноги в штаны, натянул на костлявые плечи подтяжки, выволок из-под кровати сапоги, выцветшая джинсовая рубашка, потрепанная шляпа, и он был готов. Он все время исподтишка косился на меня, стараясь сообразить, что происходит, только у него ничего не выходило.
— Вы ведь не посадите меня в каталажку, а?
— Нет, если ты сказал правду.
— Так я и сказал правду.
— Увидим. Пошевелись.
Я пропустил его вперед. Дорогу занесло песком слишком глубоко для машины, поэтому мы побрели пешком, оставляя в стороне скопище хибар. Шоур Роуд была дорогой лишь по названию — просто полоска сырой Сахары, отделявшая вереницу деревьев от воды. Через сотню ярдов лачуги стали попадаться реже. Кадди указал вперед.
— Вон там бухточка, где я оставляю лодку. Я шел туда, а возле старой цистерны, вижу, лежат штанишки прямо посреди дороги.
Я кивнул. Через несколько минут мы добрались до цистерны — огромной штуковины в форме бочки, лежавшей на боку. В ней поместился бы гараж на две машины. Видимо ее, как и все остальное здесь, выбросило штормом на берег. Билл показал корявым пальцем:
— Вот на этом самом месте, мистер, тут они и валялись.
— Хорошо. Видел кого-нибудь?
— Нет. Кто сюда пойдет? Их волной вынесло, так я смекаю.
Я посмотрел на него, потом на воду. Хотя прилив стоял высоко, вода не доходила до места на добрых сорок ярдов. Он понял мой взгляд и тревожно заерзал.
— Может, ветром...
— Билл!
— А?
Ты видел когда-нибудь, чтобы мокрую одежду носило ветром? Сухую — ладно, но мокрую?
— Нет, — он помолчал.
— Значит, их не принесло ни водой, ни ветром. Кто-то бросил их здесь.
Тут он забеспокоился, на его лице появилась тревога.
— Но я ничего не сделал. Серьезно! Нашел их и все. С виду они были новые, вот я и отнес их Энди. Вы ведь меня не посадите? Я...
— Спокойно, Билл, я тебе верю. Если не хочешь попасть в историю, поворачивайся и топай домой. Только помни — язык за зубами. Слышишь?
— Ага, понял. Спасибо, спасибо, мистер! Я никому ни единого словечка, — Билл торопливо зашаркал прочь и исчез в темноте.
Когда вот так остаешься один, замечаешь: то, что казалось тебе тишиной, на самом деле — джунгли тихих звуков, приглушенных, непонятных, но различных. Звуки деревьев, для описания которых не подберешь слов, шорох коры, трущейся о кору, и шелест тварей, живущих в листве. Часы у меня на руке громко тикали.
Где-то окунулись в воду весла и заскрипели в уключинах, не поймешь, далеко или близко. Ветер далеко разносит звуки над водой.
