class="p1">В восемь часов утра, после завтрака и короткого отдыха капитан подал команду «К бою!». Расчеты бросились из укрытий к орудиям. Стрелять первым имел право тот расчет, который покажет наименьшее время в выполнении команд «К бою!» и «Отбой!». Капитан с часами в руках обходил орудия, записывал результаты. Все три расчета в нормативы уложились, но первый и второй показали одно и то же время — секунда в секунду. Можно было начинать, но капитана позвали к телефону. Сержант-наблюдатель доложил, что у водителя не ладится: при заезде тяжелая проволока цепляет за землю, и макет танка от рывков опрокидывается. Капитан велел заменить проволоку телефонным кабелем.
Подойдя к первому орудию, капитан обратил внимание на наводчика, рослого, атлетически сложенного сержанта с чуть выпуклыми нагловатыми глазами. Наводчик, прислонясь к щиту орудия, вместо того чтобы хлопотать, как другие, у панорамы, потешал бойцов каким-то анекдотом.
— Что это за балаган? Как фамилия? — спросил капитан, закипая от гнева.
— Крючков, наводчик первого орудия первой батареи, — доложил сержант, небрежно взяв под козырек.
— Почему не готовишься к стрельбе?
— На ловлю едут — собак не кормят, товарищ капитан. Их надо кормить заранее, — ответил Крючков, глядя в глаза командиру дивизиона.
Капитан опешил. Несколько секунд он молчал, не отводя взгляда от лица Крючкова, и вдруг понял, что кричать не надо.
— Хорошо. После стрельб поговорим, — сказал он спокойно. — А стрелять вы будете последним.
Когда капитан шел к соседнему орудию, он расслышал слова Крючкова: «Вот, значит, я и говорю ей: „Радость моя, Машенька!“ А она…»
«Нет, каков мерзавец! Ну погоди, после стрельб я тебе зачту и собак, и Машеньку, и еще кое-что», — подумал капитан, вспомнив свой недавний разговор с заместителем по политчасти. Он поднес к глазам бинокль, проследил, как движется теперь макет. Хорошо. Плавно.
Стрельбу начало второе орудие. Пробный снаряд попал в цель. Но из трех зачетных только последний угодил в макет. Удовлетворительно. Третьему орудию не повезло: пробный снаряд — мимо. Это значило: час тренировки в наводке по игрушечному макету, который боец возил на веревке перед орудием.
Последним стрелял Крючков. По команде он взял нужное упреждение. Макет двигался быстро, под углом в сорок пять градусов. Ведя перекрестие панорамы впереди «танка», чтоб как можно точнее выдержать упреждение, Крючков исчерпал возможности поворотного механизма и дал знак пальцем пожилому бойцу — прави́льному. От волнения тот сделал слишком большой доворот. Крючков стал лихорадочно вращать маховик в обратную сторону, опасаясь, что макет остановится у границы полигона до выстрела. Это было бы равносильно промаху. И Крючков выстрелил. Мимо!
— Прекратить стрельбу. На тренировку! — приказал капитан, стоявший у орудия. И хотя он видел, что виноват в промахе прави́льный, не удержался, добавил: — Это вам не про Машеньку рассказывать!
Крючков, закусив губу, опять сел за панораму.
Отправляя отстрелявшийся расчет в расположение дивизиона, капитан слышал, как Крючков распекал прави́льного:
— Ты что, за прави́лом стоишь иль за сохой? Куда ты к черту махаешь, коли я тебе мизинцем показываю? А ну, снохач-неудачник, садись за панораму, я тебе покажу, что такое большие и что такое малые деления!
Пожилой боец, растерявшись от праведного гнева Крючкова, покорно сел за панораму, а Крючков встал на его место.
— Наводи перекрестие в передний срез «танка» и следи за мной, — приказал Крючков. — Я из вас всех наводчиков сделаю! Мне чтоб орудием, как ложкой, владеть, ясно? Распустили вас тут без меня!..
Уже прибыли на смену ушедшим два других расчета, через час и они отстрелялись и построились, а Крючков все преследовал стволом своего орудия «танк» на веревочке и щелкал спусковым механизмом. Боец, бегавший метрах в двадцати со своей игрушкой-макетом, спотыкался от усталости, с прави́льного катился пот. Крючков тоже устал, но не подавал виду и не оборачивался, когда командир дивизиона проходил мимо. Только за десять минут до стрельбы капитан, словно вспомнив, наконец, о существовании первого орудия, велел прекратить тренировку и отдохнуть. Бойцы уселись кто на лафет, кто на край ровика, откинув в сторону мерзлые комья земли. Закурили. Время подвигалось к полудню. В просвет между облаками проглянуло солнце, с минуту грело по-весеннему сильно. Скрылось опять. Крючков курил, глядел на чахлые березы на болоте, о чем-то думал. Бойцы, привыкшие к его балагурству, поглядывали на него с удивлением.
Бросив недокуренную самокрутку, Крючков поднялся с лафета. Сказал неожиданно дружеским тоном бойцу-прави́льному:
— Ты, главное, не горячись. Работай, как всегда, — и порядок.
И вот команда: «В укрытие!» Через минуту: «К бою!» Орудие изготовилось к стрельбе. Крючков у панорамы. Он заметно побледнел, губы плотно сжаты. И тогда капитан, стоявший рядом с командиром орудия, сказал также неожиданно для всех:
— Спокойно, Крючков. Не волнуйся.
— Не привык к таким тонкостям, — не отрываясь от панорамы, проговорил Крючков. Он солгал из гордости, по привычке возражать, с досады на себя, что не сумел скрыть волнения. Не сумел! И из-за чего волноваться? Из-за этого жалкого подобия танка на полозьях из сырых берез, с кое-как намалеванным белым крестом на грязной парусине! Подумаешь, учебная стрельба. Как будто Крючков не видел настоящего боя…
Команда подана. Макет двинулся под острым углом от правого красного флажка к левому. Выдержать упреждение и стрелять. А волнение не прошло. Крючков медлит, оценивает расстояние между перекрестием панорамы и белым крестом на «танке». И вдруг с предельной ясностью врывается мысль: промахнуться нельзя! Иначе все они правы. Все, кто считает Крючкова ни на что не пригодным. И тогда — прощай артиллерия…
«Танк» набрал скорость. Волнение сменилось злостью. Уверенный, небольшой доворот. Выстрел.
Снаряд попал в полозья, и макет упал. Пока его налаживали, Крючков проверил, не сбились ли установки. Передохнул. От волнения не осталось следа, холодная сосредоточенность.
При втором заезде снаряд Крючкова пронизал брезент макета возле белого креста.
— Хорошо! — сказал командир дивизиона, наблюдавший за стрельбой. — Третий снаряд можно сэкономить. Хотя нет. Надо попробовать. Очень интересно…
Он подошел к телефонисту, поддерживавшему связь с наблюдателем и водителем-буксировщиком, сказал возбужденно-весело:
— Движение макета — фланговое. Скорость — сколько выжмет водитель!
Крючков, уже как всегда самоуверенный, с беспечной улыбочкой выслушал распоряжение капитана. Крючков был доволен: к нему проявили интерес. Ему давали особое, не как всем, задание. Давали возможность отличиться. А отличаться надо всегда по-своему!
Стрельба по танку при строго фланговом движении и при скорости в сорок-пятьдесят километров — дело трудное. Скорость, а значит и упреждение, командир орудия определяет на глаз. Наводчик выдерживает упреждение тоже на глаз, на свой. Вероятность ошибиться увеличивается. Крючков решил положиться на себя: он сам определит и выдержит упреждение.
«Танк» двинулся
