равно стоило. В нынешнем состоянии я не могу помочь своим, а значит и ценность моя невелика.
Наконец дверь отворяется, оттуда доносится «Следующий!» — и я вхожу в белую квадратную комнату, где меня ожидают трое: лысый мускулистый автоматчик у входа (безопасник, уровень 2), крысоподобная женщина со шприц-пистолетом (лаборант, уровень 2), мужик, сидящий за столом за раскрытым ноутбуком (кадровик, уровень 3). Все серьезно, черноротых с первого уровня зиккурата среди них нет, зато есть дельты со второго и гамма с третьего.
Ну а на что я рассчитывал? От этих людей зависит процветание корпорации, все они — чипированные учтенные граждане.
Уверенность в том, что все пройдет легко, улетучивается, и окидываю взглядом безопасника, оценивая, смогу ли завалить его быстро. Наверняка он отлично натаскан, и с ним не получится быстро и легко, это не черноротое отребье щелкать.
— Имя, фамилия — если есть, возраст, — не глядя на меня, говорит кадровик.
Глава 4
Корпорация «Тау»
Наверное, другие черноротые раболепствовали и млели перед троицей с высших уровней зиккурата, чистых, сытых, холеных. Мне же хочется их передушить за то, что смотрят на меня… Да никак не смотрят. Как на пустоту.
Все мои силы уходят на то, чтобы просто не дергаться и казаться спокойным. Мысленно призываю на помощь Шахара и гляжу на главного, из-за ноутбука видны только круглые очки, покатый лоб и русые волосы. Программа подсказывает, что его зовут Титус, ему тридцать четыре года, и он — гамма, обитатель третьего уровня.
— Леон, 31 год.
— Чем отличается птица от самолета? Сколько будет пятью девять? Какой сейчас год?
Вопросы вгоняют меня в ступор, с полминуты соображаю, в чем подвох, и прихожу к выводу, что его нет, они просто проверяют мое умственное развитие, ведь на такую работу не берут отсталых и совсем неграмотных. Многие черноротые могут считать только деньги и не умеют читать, их познания заканчиваются сектором, где они выросли. В то время как мы обучаем наших детей не только грамоте, но и химии, и астрономии, и основам кибернетики. Потому нужно быть осторожным и пожать плечами, если вдруг зададут слишком сложный для черноротого вопрос.
— Живое и неживое. Сорок пять. Две тысячи двадцатый с начала Новой Эры — взятия Рима Ганнибалом Баркой и основания на его месте Нового Карфагена, ставшего два века назад столицей мира.
Титус высовывается из-за ноута, на его лице появляется заинтересованность, и он продолжает:
— Когда открыли Карталонию?
— Северную[1] в тысяча двести первом, Южную в двести втором. Открыл великий путешественник Карталон Самнит.
— Первый полет в космос?
Вопрос укладывается в программу платных школ, потому отвечаю:
— Тысяча девятьсот сороковой год. Последний в шестьдесят, кажется, третьем. Дальнейшее освоение признано экономически невыгодным.
— Откуда знания?
— Гимназия. Отец оплачивал обучение до девятого класса включительно. Потом его убили.
Титус понимающе кивает.
— Понятно. Сын покойного местного царька. — Он смотрит на скучающую лаборантку и тычет в меня пальцем. — Любопытный образец. То-то посмотрю, он какой-то подозрительно здоровый. — Дальше кадровик обращается ко мне. — А почему ты не пошел в криминал по стопам отца?
— Чуть не завалили, все потерял.
Пусть думает, что я собрался у них скрываться от врагов.
— Так-так, еще раз повтори имя и возраст.
Выполняю его распоряжение, а он щелкает кнопками ноутбука с логотипом корпорации «Тау» — заводит на меня личное дело. Так что интеллектуальный отбор я прошел.
— Подойди, — женщина-крыса по имени Шалита делает приглашающий жест и берет шприц-пистолет для забора анализов. — Сейчас проверим, такой ли он здоровенький, каким кажется.
Настораживаюсь, потому что если они прикажут мне раздеться до пояса, увидят, что у меня нет тату Ваала на седьмом шейном позвонке, и тогда хана.
— Закати рукав, — приказывает Шалита, берет образец крови из вены, помещает его в анализатор, и, пока результат обрабатывается, подносит к моему лицу биосканер — прямоугольную хреновину размером с книгу, подключенную к ноуту.
Воцаряется молчание, слышно только, как едва заметно жужжит биосканер, шумит кулер ноута и сосредоточенно сопит Титус. Лаборантка убирает прибор от моего лица, и Титус присвистывает:
— Впервые такое вижу! Он здоров, как бык! В тридцать один даже кариеса нет. Три перелома, два огнестрельных ранения — и все. Да, еще наблюдается переизбыток дофамина в черной субстанции мозга, перевозбуждение нейронов. Что там с кровью? Обрати внимание на следы наркотических веществ.
— Наркоманы не бывают такими здоровыми. Норма. Следы наркотических веществ не обнаружены, — отчитывается женщина. — Может, имеет место бинарное расстройство.
— Нет. Годен, — выносит вердикт Титус и обращается ко мне: — Подойди, протяни левую руку.
Выполняю распоряжение, и на моем запястье смыкается электронный браслет. Титус кивает на дверь.
— Дальше пойдешь по зеленым стрелкам, тебя примут и оформят.
— Кем? Мне бы хотелось…
Титус морщится, словно я превратился во что-то отвратительное.
— Не борзей. Иди по стрелкам. Пошел!
«Гнида зверобогая», — думаю я, выхожу в белый коридор, где слева зеленые стрелки, справа — красные. Вдоль стен стоят хмурые автоматчики. Открывается дверь, ведущая из второй приемной, оттуда вываливается взъерошенный парень, ждет, пока она захлопнется, начинает материться. Один из автоматчиков наводит на него ствол, он сует руки в карманы и плетется чуть впереди меня, открывает дверь с надписью «Выход», а я двигаюсь дальше, все еще слабо представляя, что меня ждет. Мне даже не соблаговолили этого объяснить.
Оглядываюсь в поисках лифтов, ведущих на верхние уровни. Их здесь нет. К ним не так-то просто попасть, и я пока понятия не имею, как это сделать.
Лифт здесь один, циркулирующий между ступенями первого уровня. Охранник сканирует меня металлодетектором, на всякий случай хлопает по многочисленным карманам и отправляет сразу на восьмую ступень первого уровня. Наверное, каждый черноротый мечтает туда попасть, там кормят, есть горячая вода и никто не пытается отнять заработанное: автоматчики бдят. Чтобы выжить на первом уровне, нужно принадлежать к преступной группировке из тех, что контролируют территорию и поддерживают порядок.
В просторном холле с продавленным диваном, где скучает автоматчик, меня встречает пара мужчин средних лет — повышенных до бригадиров черноротых: плешивый толстяк ниже меня на голову и темнокожий совершенно седой мужик без большого пальца на левой руке.
Корнелий, 54 года.
Уровень 1, ступень 8, бригадир сборочного цеха.
Толстяк хлопает приятеля по спине и ретируется, со мной остается темнокожий. Надо же, каким-то чудом затесался в наш зиккурат. Представляюсь и иду постигать новую профессию.
* * *
В мои обязанности входит осмотр, сканирование двигателей для автомобилей и при необходимости — доводка болтов шуруповертом. Под чутким контролем удивленного Корнелия полностью осваиваю навык уже к вечеру. Работать мне предстоит с восьми до восьми с перерывом на обед, зарплата — двести шекелей. Униформа предоставляется через неделю. Выходной один — на выбор в любой день. Но хуже всего, что обязательное условие — ночлег и питание здесь же, уходить можно только в выходной. Да я глаз не сомкну среди зверобогих!
Доносится гудок, знаменующий конец рабочего дня, и с башкой, пухнущей от шума, плетусь за Корнелием в жилой отсек, подмечая указатели, ведь легко заблудиться среди бесконечных коридоров.
Народ после работы валит в столовую, и тут как в метро в час пик. Взгляд скользит по спинам одинаково одетых людей и будто приклеивается к вихрастой русой голове высокого мужчины в темно-сером худи с изображением волчьей морды. Стоит сосредоточиться на незнакомце, и появляется характеристика:
Рэй, 28 лет
Вне системы. Инженер-программист.
Сердце срывается в галоп. «Вне системы» — значит ли это, что он тоже трикстер? Хочется окликнуть его, броситься к нему, расшвыривая остальных, но я вовремя себя останавливаю, понимая, что с этим парнем дело нечисто. Программисту место как минимум среди гамм с третьего уровня, но не среди работяг. Кто он вообще такой? Порыв быстро проходит, ведь благодаря программе я вижу, что Рэй свой, а он увидит во мне разве что навязчивого психа или врага — если ему есть что скрывать. Сближаться с ним нужно осторожно.
Словно ощутив мой взгляд, уже возле входа в столовую Рэй поворачивает голову и встречается со мной взглядом: у него открытое, я бы сказал, беспомощное лицо: щеки, как у ребенка, губы бантиком, изящный нос и широко распахнутые глаза редкого янтарного
