лет?.. Наивно было полагать, что я всё еще жду тебя…
— Аиша, — стоит перед ней, как идиот, как влюбленный восемнадцатилетний пацан, и пальцы дрожат, как у долбаного школьника. — Я не мог не искать тебя… Я клялся. Для меня это не пустой звук!
Качает головой, упуская зеленые глаза, а ему хочется схватить ее за затылок, сжимая пальцами волосы и орать в губы, требовать правды.
Не верит. Не хочет верить словам…
— Я выхожу замуж, Эмир. Слишком поздно…
Для чего, мать твою, поздно?! Для его одержимости?! Для десяти лет заточения в собственном теле без возможности касаться ее?! Она хоть представляет, что он пережил, пока искал ее? Что отказался от дома и родных людей, чтобы только призрачную надежду иметь, что она с ним будет?
— Я уже дала слово, Эмир, — произносит, и он вдруг слышит одну единственную фальшивую нотку в голосе и напрягается весь. — Я выйду замуж за принца Пиериса. Отец уже обо всем договорился…
— Аиша… — голос перехватывает, и хочется выть от безысходности. Что подобрался так близко к своей мечте, фактически сжал в кулак, но она все равно выскальзывает, сочится водой сквозь пальцы.
— Это все, Эмир. — Ее голос приобретает металлические нотки. — И говорить больше не о чем.
Смотрит на нее и чувствует, что лжет, какой-то гребаной частичкой души, там, где они связаны, знает, что неправду говорит.
— Я не верю тебе, — качает головой и уверенно смотрит на нее.
— Не веришь?.. — сначала потерянное выражение, но тут же меняется, становясь насмешливо-пренебрежительным, и он отшатывается, как будто ударила его. — Не веришь, Эмир? Что ж, я пыталась быть вежливой… Чего ты хочешь от меня? Чтобы я променяла свою жизнь принцессы и наследницы престола на жизнь… — кривит губы, — Жены какого-то кочевника? — глазами сверкает, приближаясь, и он тонет, захлебывается болью. — Хочешь, чтобы я моталась с тобой по вселенной… И была кем?.. Твоей женой? — еще один удар под дых от того, как на ее губах звучит это слово. — Ты хоть представляешь, какая пропасть нас разделяет, Эмир? Да ты хоть… — она приближается еще ближе. — Хоть представляешь, как надо мной будет изгаляться весь высший свет Альянса, если узнает, что я стала женой сына какой-то плебейки?..
— Довольно. — берет себя в руки, чувствуя, как черная ярость застилает глаза.
— Не довольно, Эмир! — в ее глазах блестят слезы ярости. — Проваливай к чертям собачим, туда, где тебе самое место! И возвращаться не смей! Ты оскверняешь своим присутствием эту святую землю!.. — обрывает мысль, начиная хрипеть, потому что сам не понял, как сомкнул пальцы на ее горле.
— Я. Сказал. Довольно. — Приближает к ней свое лицо, получая какую-то нездоровую радость от того, что заставил заткнуться наконец. — Я надеялся, что встречу здесь ту девочку, которую полюбил, — рычит в губы, смотря в испуганные глаза, — но я ошибался. Ты не та, кого я искал, Аиша. Ты. Маленькая избалованная стерва. И больше, — касается носом ее кожи, и она дрожать начинает от страха. — Клянусь, я никогда тебя больше не побеспокою.
Отпускает резко, и Аиша отлетает в сторону, хватаясь за горло и начиная хрипеть.
Разворачивается спиной, чувствуя, как бешенство подкатывает тряской в теле.
И уже на выходе бросает ей через спину:
— Я убивал и за меньшие нанесенные мне оскорбления, — рычит сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не развернуться и не разорвать ее на части. — Еще раз увижу тебя, и ты горько пожалеешь об этом, Аиша.
А она ничего не отвечает. Так и стоит где-то там, сзади, трясясь как лист и обхватывая себя руками.
И сквозь пелену гнева, ему вдруг хочется совершить безумство. Схватить ее, брыкающуюся, закинуть на плечо и бежать на самый край света. Сделать своей даже через силу, на столько сильна его одержимость этой сукой.
И глаза прикрывает, успокаивая зверя внутри.
Не может. Не сделает. В память о девочке, которая промывала его раны, когда он дрался за нее. От нее ничего не осталось, кроме зеленых, бездонных глаз.
Оборачивается, бросая на нее последний взгляд с привкусом горечи, и дыхание перехватывает от того, как она прекрасна. Серебро струящихся волос, белая, сияющая кожа, алые сочные губы, сводящие с ума и эти глаза… О, дьявол… Сколько раз эти глаза преследовали его во снах…
Судорога проходит по телу от мучительного желания, смешанного с болью, и он делает над собой усилие, дергая ручку двери и вылетая из комнаты.
Только не возвращаться. Никогда.
Ему слышится, будто она что-то кричит ему вслед, но понимает, что с ума просто сходит. Просто одержим и болен. И несется по коридору, не обращая внимания на удивленных слуг, которых сносит с ног, пока пелена застилает глаза.»
Глава 7
Бредет по коридорам, а в голове только что и стоит — ее лицо и силуэт. Картинки сменяют одна другую, и он пальцами стискивает виски, пытаясь понять, что же упустил, где допустил промах.
Картинка больше не складывалась. И он не мог ненавидеть Аишу. Просто не был на это способен. Она всегда была частью его. Большей частью.
Голод по ней был невыносимым, сводил его с ума.
И вдруг понимает, что стоит перед ее дверью. В долбаном отсеке для прислуги. Кладет ладонь на дверь и словно чувствует ее дыхание. Лбом прислоняется и стискивает зубы, пытаясь заставить себя уйти. Развернуться и мчать отсюда к чертям собачим.
Это его безумие… Она его безумие.
И сам не понимает, как прикладывает руку к панели, чтобы отворить дверь.
Она отъезжает в сторону и вдруг пугается тишине и мраку, где каждая его мысль о ней словно становится материальной. Каждая грязная фантазия о девушке, мирно спящей на маленькой отдоместной кровати в двух шагах от него.
И у Эмира колени подгибаюстся. Здесь все пропитано ей, ее дыханием и запахом волос. Спускается по стене, неотрывно глядя на нее, и трястись начинает от запретной похоти.
Рвет, колотит всего изнутри и удержать не может. Член напрягается просто от того, что смотрит на нее спящую. Просто потому, что бл*** ее губы приоткрыты, а ресницы дрожат. Этот запах ее тела сводит с ума. Как наркомана, как гребаного помешанного. Не может устоять против серебра волос, переливающихся на подушке. И понимает, что дело совсем не в том, что как Зох говорит, он падок на каких-то там блондинок. Ему срать на всех. Кроме нее. Его собственную постель сейчас греет невеста, и все в ней — похожее, смежное этой расе, но ему насрать на Азалию. Плевать, что ждет