мастерской в саду. Как мог, он возился с какими-то механизмами для увеличения мощности электрического освещения. Хакнесс достал из кармана странного вида лампу с двойными отражателями.
– Выключите эту динамо-машину, – сказал он, – и дайте мне гибкую трубку. У меня есть небольшая идея, которую одолжил мне Брамли, электрик. С этим вашим 1000-вольтовым генератором я могу получить свет, равный 40 000 свечей. Вот так.
Щелкнул выключатель, и остальные ошеломленно отпрянули назад, прижав руки к глазам. Огромный световой поток, с которым невозможно столкнуться в обычных обстоятельствах, освещал мастерскую слабым свечением, похожим на зимний рассвет. Этого было достаточно для всех прикладных целей, но для глаз, которые два дня и ночь ничего не видели, это было очень болезненно.
Синтия разразилась безудержным смехом. Она увидела мужчин, чумазых и грязных, почерневших и засаленных, словно только что из кочегарки в открытом тропическом море. Они же рассматривали высокую, изящную девушку в смешной пародии на кухарку, которая вытирала заплаканное лицо тряпкой с черным блеском.
Но они все же теперь могли видеть. Вдоль всего пола мастерской лежал странный сигарообразный аппарат с причудливыми крыльями и хвостом, как у рыбы, но способный поворачиваться в любом направлении. Вытащить это странно выглядящее чудовище представлялось проблемой, но поскольку весь торец мастерской был сконструирован так, чтобы его достать, трудность была невелика.
Это был аэрофан сэра Эдгара Гримферна, построенный под его собственным руководством и при содействии Хакнесса и Элдреда.
– Это будет немного рискованно в темноте, – задумчиво сказал сэр Эдгар.
– Да, сэр, но я надеюсь, что это будет означать спасение огромного города, – заметил Хакнесс. – Нам будет нетрудно подняться, а что касается спуска, то не забывайте, что в нескольких милях за окраиной Лондона атмосфера совершенно чистая. Лишь бы взрывчатка была достаточно мощной!
– Не теоретизируй, – отмахнулся Элдред. – У нас впереди еще целый день работы. И нельзя терять время.
– Сначала обед, – предложил сэр Эдгар, – его подадут сюда. Он будет простым и холодным, но, слава богу, его будет много. Боже мой, после этой ужасной темноты какое счастье, что вновь появился свет!
*****
Через два часа после полуночи двери мастерской отворились, и аэрофан выкатили на тележке в сад. Слабый проблеск света только усиливал черноту. Трое мужчин молча помахали Синтии рукой и прыгнули в машину. Через несколько секунд они с жужжанием и шумом унеслись в удушливый туман.
IV
Лондон держался стойко и упорно. Десятки домов смотрели и ждали отсутствующих, которые не вернулись, улицы и реки вынесли удар, открытые пространства, парки и вересковые пустоши были окутаны пеленой. Но долгая черная ночь хорошо хранила свою тайну. Поначалу в городе царили разбой и грабежи. Но что толку в грабеже для вора, который не может распорядиться своей добычей, не может обменять редкий бриллиант на хлеб? Некоторые из них даже не могли найти дорогу домой, им приходилось оставаться на улицах, где их подстерегал животный страх и уверенность в наказании с наступлением дня.
Но если некоторые дома оплакивали потерю жильцов, то некоторые получили больше, чем положено. Припозднившиеся женщины, испуганные бизнес-леди, оказавшиеся в тумане, искали первое попавшееся под руку пристанище, и там они могли свободно оставаться. В Мэйфэре жили экономки, а в малоизвестных пансионах Блумсбери – изысканно воспитанные леди. Классовые различия казались далекими, как средневековье.
Скотланд-Ярд, местные власти и Совет графства работали великолепно. Провизии не хватало, хотя много хлеба и молока с огромным трудом удавалось завозить из-за пределов радиуса действия бедствия. Тем не менее, бедняки испытывали острую нужду, и плач испуганных детей был слышен на каждой улице. Еще несколько дней, и самые крепкие нервы должны были сдаться. Никто не мог встретить такую черноту и долго сохранять рассудок. Лондон был городом слепых. Сон был единственной панацеей от подкрадывающегося безумия.
Насильственных преступлений было совершено немного. Самый бесстрашный, самый кровожадный человек становился мягким и кротким перед этим бедствием. Отчаявшиеся люди бродили в поисках пропитания, и больше им ничего не было нужно. Разумеется, они не стали бы прибегать к насилию, чтобы получить ее.
Алармисты предсказывали, что через несколько часов жизнь в Лондоне станет невозможной. На этот раз разум был на их стороне. С каждым часом воздух, или то, что считалось воздухом, становился все более ядовитым. Люди воображали город с шестью миллионами трупов!
Это бедствие полностью уничтожит большие города. Ни одно большое скопление людей никогда больше не осмелится собираться вместе там, где над головой промышленники создают отвратительную атмосферу. Это стало бы серьезным препятствием для гонки за счастьем. Этому нездоровому состоянию общественного настроения было много оправданий.
Так закончился третий долгий изнурительный день, и люди легли спать в прежней привычной для них манере, надеясь на то, что утром их ожидают лучшие знамения. Сколько томительных лет прошло с тех пор, как они в последний раз видели солнечный свет, цвет, хоть что-то?
Через некоторое время после рассвета наступила перемена в черном однообразии. Большинство людей почти полностью потеряли чувство времени, когда должен был наступить рассвет. Люди с трудом возвращались к своим мыслям, пытаясь прорвать плотный занавес, державший в рабстве все вокруг. Двери открывались, и неугомонные люди выходили на улицу.
Вдруг откуда-то раздался сокрушительный удар, оглушительный раскатистый грохот, и центр Лондона содрогнулся. Как будто в космосе произошел мощный взрыв, и как будто за тем же сотрясением последовал сильный толчок землетрясения.
Огромные здания тряслись и дрожали, мебель была опрокинута, из каждого дома доносился звон разбитого стекла. Был ли это всего лишь туман или плотный занавес, скрывающий приближающийся конец света? Люди стояли неподвижно, трепеща и гадая. И прежде чем на этот вопрос был дан ответ, произошло странное явление, настоящее чудо. Огромная полоса черноты расступилась и обнажила дневной свет перед их изумленными глазами.
V
Эта операция была сопряжена с реальной опасностью, но в конце концов аэрофан был запущен. Его движение вверх было медленным, возможно, из-за плотности атмосферы.
Некоторое время никто не разговаривал. Казалось, что-то стесняло их дыхание. Они едва осознавали слабое движение вверх. Если бы они только поднимались абсолютно прямо, все было бы хорошо.
– Отличный свет у вас в мастерской, – сказал Элдред. – Но почему бы не установить несколько сотен таких…
– По всему Лондону, – отрезал Хакнесс. – По той простой причине, что лампа, которую одолжил мне мой друг, – единственная из существующих. К тому же она работает при опасном напряжении.
Движение вверх продолжалось. Паруса аэрофана слегка шелестели. Гримферн сделал глубокий вдох.
– Воздух, – задыхался он, – настоящий
