– Мне не до шуток, лер. Сначала нас не хотели пускать на границе. Потом какой-то мелкий прыщ не захотел пускать нас переночевать в дом. Я начинаю злиться, а когда я злюсь, я убиваю противников. Если у дворфа есть ко мне претензии, пусть выйдет на суд справедливости… или проваливает к демонам. Вы хорошо поняли, что я сказал?
– Да, конечно, господин граф…
– Не надо никого убивать милорд, – раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и увидел Бурвидуса. Тот стоял опираясь на кривую палку. Смотрел спокойно и уверенно.
– Ему-то что надо? – подумал я. – Только что спал.
– Где этот заблудший брат и его взбесившиеся кони? Я успокою их. – вполне серьезно произнес Бурвидус.
Надо признаться, что я не представлял, как начнется служение дворфа в качестве пророка. И вот этот новоявленный служитель культа Рохли, брата Беоты, уверено пошел вперед, как будто ничего сложного в успокоении животных, для него не было. Я замолчал, ожидая продолжения.
Из – за спины эльфаров с опаской выглядывал хозяин постоялого двора.
– Шавинус, старый скряга, – продолжил Бурвидус. Ты забыл свои истоки, забыл про творца и получил наказание. Разве можно быть таким жадным и спесивым? Что сделало с тобой золото?
– Кто тут осмелился разевать на меня рот и учить жизни? – Шавинус не выдержал и вышел вперед. Какая-то шавка в услужении у человека?
Два дворфа остановились друг против друга.
– У тебя грязные мысли, Шавинус. И ты мараешь всех подряд своим ртом. Отныне ты не сможешь произнести ни слова, пока не раскаешься. А начнешь говорить хулу, будешь лаять.
– Кто лаять? Я? Гав! Гав… Шавинус прикрыл рот ладонью. Глаза его выпучились и, казалось, сейчас выпрыгнут из глазниц. Лицо покраснело и он неожиданно разразился рычанием:
– Рррры… гав, гав. Рррры.
– Вот так, Сын Творца и Брат богини, Рохля наказывает дворфов с нечистыми помыслами. – произнес Бурвидус.
Я захотел высказаться, но прикусил язык. Неожиданно для меня дворф приступил к своему служению. Да так лихо, что мне оставалось лишь почесать затылок. А дворф опираясь на палку(где только успел подобрать?), направился к постоялому двору.
Подошла Ганга.
– Ущипни меня, – попросила она.
– Зачем?
– Это же Бурвидус! Может я сплю? Или это его двойник? – ответила она.
– Это в самом деле наш болтун, – кивнул я. – Только его избрали быть пророком у дворфов.
– Кто избрал? – не поняла моя невеста и с удивлением посмотрела на меня.
Я лишь пожал плечами.
– Думаю боги. Кто же еще.
– Боги? Чьи боги?
– Наверное боги дворфов. Брат и сестра. Он так их обозвал.
Шавинус замолчал и стал пятится, а Бурвидус прошел к постоялому двору и открыл калитку. К стенам жались слуги, а по двору носились кони, козы и коровы. Мыча, блея, они крушили все, до чего могли дотянуться.
«Еще бы! – подумал я, – загони духа в животное и он сойдет с ума от такой участи. – молодец, Ганга, постаралась!»
Бурвидус махнул рукой и прикрикнул.
– А ну, успокоились.
И о чудо! Животные стали останавливаться.
– Идите на свои места! – приказал дворф и животные медленно побрели на хоз двор.
– Он изгнал моих духов! – прошептала пораженная Ганга. Но была поражена не только она, но и все кто это видел.
К Бурвидусу подошла женщина – дворфа с изможденным лицом.
– Господин! – Обратилась она к нему. – Вы явили чудо. Может поможете старой женщине? – она согнувшись заискивающе снизу вверх поглядела ему в лицо. Уже неделю маюсь животом. Ничего не помогает, а денег на эликсиры у меня нет…
Бурвидус, словно дед мороз, по – доброму, улыбнулся из – под окладистой бороды.
– Не называй меня господином, сестра. Я не накопил богатства и не стал вельможей. Все, что имею даю тебе. – Он положил руку ей на голову и погладил, – иди сестра и больше не греши. Не оскорбляй никого, прощаются тебе твои грехи.
Женщина замерла и вдруг лицо ее зелено-серое до этого, порозовело. И она разогнулась.
– Я не чувствую боли и позывов, – удивленно и радостно произнесла она. Я здорова! – и тут же припала губами к руке Бурвидуса.
Ганга подозрительно посмотрела на меня. Эльфар командующий стражей махнул рукой.
– Пусть дворфы сами разбираются, – произнес он и пошел прочь.
– Не поверю, что здесь обошлось без тебя. – прошипела Ганга.
– Да с чего ты это взяла?
– А с того, что эти чудеса в твоем духе. То пописаешь и плотина рушится, то болтун Бурвидус, который должен прятаться в замке, вдруг, объявляется тут. А что, если его дворфы камнями побьют. Что ты скажешь Лии? А, что? – Она смотрела на меня как прокурор Вышинский, на пленных немцев на Нюрнбергском процессе. В ее глазах читался приговор, – к высшей мере, не меньше.
– Ну так иди и останови его, – отмахнулся я. – Я с богами спорить не собираюсь.
А Бурвидус собрал вокруг себя с десяток дворфов и проповедовал.
– Беда богатым и алчным. Закрыты их глаза к милости, очерствели души. Нажива и золото вот их боги. Не становитесь подобным им и тогда благословение Творца через Сына будет ваше…
– Что он несет? – возмутилась Ганга и решительно направилась к Бурвидусу. Я не мешал. Интересно же. Что сейчас будет?
– Бурвидус, остановись! – негромко, но твердо проговорила орчанка. – Ты понимаешь, что можешь пострадать за свои речи?
Дворф посмотрел на мою невесту безмятежным взглядом.
– Госпожа Ганга, – смиренно, но твердо произнес он. – Не вы меня послали, не вам меня останавливать. Я видел пославшую меня и говорил с ней Она подобна антрациту, а красота ее затмевает свет Светила. Она очистила мои уста и сказала – иди Бурвидус к заблудшим братьями своим и приведи их к Творцу. Сын творца будет направлять тебя, не бойся… И я пошел.
В словах дворфа почувствовалась непреодолимая сила и Ганга замерла на пол – пути.
Дворф широко раскинул руки, в одной из которых была палка, приподнял их вверх и воскликнул – Я был вознесен на небеса и видел место, где обитают боги… Белокаменный город на горе и сказочно-красивый дворец.
При этих словах Ганга обернулась и посмотрела на меня, я же засвистел и отвернулся, словно это меня не касалось. Ганга оставила Бурвидуса и подошла ко мне.
– Сказочно-красивый город, значит, – произнесла она. – Белокаменный. Если что с ним случится, так и знай. Я оторву твое бессмертное яйцо. А лучше два.
У нее было такое лицо, что я поверил.
– Ты и Чернушку к этому делу пристроил.
– Да никого я не пристраивал, приедешь сама ее спросишь. – отозвался я и невинным взглядом посмотрел в красивое, разрумянившееся лицо орчанки.
