не стану запрещать тебе сюда ходить, хоть и не желаю видеть. Потрудись покинуть город до заката. На твоей земле хозяйке ничего не грозит, а вот здесь…кто знает?
Вэйл отвернулся и двинулся прочь, а тиски, все это время сжимавшие мое горло, немного ослабли.
Воу!
Я конечно, понимала, что у демона с хозяевами проблемы, но такого отношения не ожидала. Может, дело не только в городе?
Тут что-то личное.
Давняя, горькая ненависть. К самим хозяевам? Кто-то из них сделал что-то ужасное?
К силам под трактиром?
Я бы почку продала, чтобы узнать! Меня разбирало любопытство.
— Я думал, он тебя сейчас убьет.
Дайс стоял, опередить на ближайший прилавок и грыз яблоко. Откуда он его взял?
— Мог бы и сказать что-нибудь!
— Я? Нет уж, спасибо, я сам жить хочу. Ты видела его взгляд? Вздохнуть лишний раз и без башки останешься!
Мальчишка оттолкнулся от прилавка и двинулся дальше по улице, с упоением впиваясь в спелую мякоть.
— Ты где яблоко взял? Спёр?
— За кого ты меня принимаешь? Оно на земле валялись!
— Ну да, конечно.
Дайс показал мне язык и захрустел еще активнее.
Глядя по сторонам, я видела, как стражники на дверях и стенах домов оставляют какие-то знаки. Те вспыхивали прозрачными синим светом и пропадали совсем, будто впитывались в камень и дерево.
Сегодня, на каждом доме появится защитная печать…
Неужели ее появление настолько сильно влияет на мир вокруг?
Вопрос покрутился в голове несколько секунд, прежде чем я откинула его прочь.
Я ничего не могу изменить. Раз уж так получилось, то ничего не остается, кроме как делать свое дело.
Демона придется смириться с моим присутствием в этом мире и его городе.
Хе-хе.
А если потребуется — и в его личном пространстве. Не переходить же на другую сторону улице при очередной встрече!
— Долго до часовой башни?
Дайс махнул куда-то вперед.
— Ее скоро будет видно.
Внутри все зудело от желания посмотреть на весь город с высоты. И наведаться в жилые кварталы, если останется время.
Но в этот раз так и быть, я постараюсь управиться с прогулкой до заката.
Заложник прошлого
— Вэйл, смотри какие красивые!
— Далась тебе эта чушь! Я лучше любого оберега.
Зачем я к ней подошел? Наваждение какое-то.
Я не собирался больше с этой девкой разговаривать, не планировал даже обозначать свое присутствие. Просто хотел проследить, чтобы она своей силой не наворотила дел. Магия трактира иногда выходит и за его пределы, а эта недоучка даже не знакома с печатью и ее правилами!
Уже одно ее появление в городе заставляло тревожиться о последствиях.
— Давай возьмем один! Ну пожа-а-а-луйста!
Я остановился прямо посреди улицы, но люди ничего вокруг не замечали. Только чувствовали и инстинктивно сторонились, обходя моя “пятачок” как вода обтекает лежащий в реке камень.
Если я не хотел, то ни одна живая душа не смогла бы проникнуть взглядом за морок, окутавший меня. Никто не услышал бы моих шагов или голоса. Для обычных людей я сейчас не больше чем легкая рябь в воздухе, какая бывает в самые знойные дни.
Очень удобно.
— Вот этот! С цератой, для добрых сновидений.
— Разве у тебя бывают другие?
— Плохие сны приходят ко всем, Вэйл. Разве ты не знал?
— И долго ты будешь подбрасывать мне эту чушь? Мне не нужны напоминания, Рэна.
Я отчетливо видел слабое белое свечение прямо перед собой. Душа человека, что так и не нашла покой в посмертии и уже много лет вертелась поблизости, чтобы будить воспоминания далекого прошлого.
Что она хотела мне сказать? Что сожалеет? Напомнить о том времени, когда все было безоблачно и просто?
К сожалению, ничего уже не исправить и сожаления духа не исправят сделанного.
Стиснув зубы, я прошел прямо сквозь призрака, отгоняя отвратительное чувство холода, коснувшееся рук и шеи, но марево не собиралось отпускать меня просто так. Оно оплело рукава куртки и тянулось следом.
— Когда я уйду, то ты должен пообещать мне, Вэйл. Пообещай, что не станешь ненавидеть…
Она всегда говорила “когда”. Не “если”, а именно “когда”, делая больно каждым своим словом, каждым жестом.
Я старался этого не замечать, отмахивался от очевидного. Не желала верить и думал, что все будет хорошо, что в моих силах что-то изменить.
Всем свойственно верить в лучшее, надеяться на большее и в какой-то момент жизни, я тоже был таким. Я был очарован Рэной. Ее силой, ее жаждой знаний, непреодолимым и жгучим желанием подчинить себе каждую каплю силы, дремавшей под трактиром.
Она была рождена для этой роли. Быть хозяйкой. Долина всегда отвечала ей взаимностью, все живое вокруг тянулось к Рэне, обожало ее.
Я сам обожал ее.
Но внутренний голос всегда шептал, что все это временно. Что ее любовь быстротечна, переменчива и неизменна только к силе и знаниям. Я не верил ему, спорил сам с собой, убеждая в обратном.
Я считал, что это изменится, но ошибался. Как и во многом другом.
Больше я не совершу подобной глупости, слишком дорого мне в итоге обошлись чувства, которые оказались совершенно не взаимны и доверие к человеку, что выбрал силу, а не мир рядом, нуждающийся в его защите.
Сколько горестей принес ее уход!
Сколько штормов, камнепадов, суровых, безжалостных зим и засух губивших урожай перенесла долина? Сколько смертей теперь на совести Рэны, искавший знаний, но не баланса? Все эти смерти и на моей совести. Я был не готов, не сделал ничего, чтобы хоть как-то смягчить удар.
Часть погибших в те жуткие месяцы я хоронил сам. Наказывал себя за слепоту и доверчивость.
Я нуждался в этих воспоминаниях, как в болезненном шраме, что всегда бы напоминал — хозяину перекрестка дорог нельзя доверять. В любой момент он может уйти. Жажда знаний и могущества никогда не позволит ему поставить чужие желания и интересы выше собственных.
Внутренний голос же, мой давний спутник и комментатор, не преминул поднять голову.
“Ты злишься из-за бед, постигших город, но в глубине души ты зол, потому что Рэна выбрала не тебя, а силу. Ты знал, что так будет, что она уйдет. Ты видел знаки, но все равно оставался глух к ее словам. Кого в этом нужно винить? Ее или себя?”.
— Она предала этих людей, этот город. Она не могла не знать, к чему приведет ее бегство.
“Но и ты не мог не знать. И больше того, тызнал, что это случится, но не хотел верить. Так в чем тогда ты можешь винить ее? Рэна не сдержала
