года приедешь в столицу? Или не хочешь?
Эдда скромно улыбнулась и кинула лукавый взгляд на мать.
— Я пока не знаю. В гости к тебе точно приеду, а там посмотрим.
Со стороны входа послышался снова шум непогоды, кто-то зашел в дом. Послышались тяжелые шаги, в гостиной появился Герман.
За годы службы у семьи Дарио он совершенно не изменился, большего роста с гладко выбритым широким подбородком, производя впечатление опасного человека. Он кивнул головой Элмо и обратился к Дарио:
— Господин, во дворе гость и он просит принять его.
— Гость? — удивлено произнес тот. — Мы никого не ждали. Все, знакомые извещены, что сегодня у Эдды день рождения и праздник сегодня только нашей семьи.
— Я знаю, господин, он как раз пришел по этому поводу, — Герман посмотрел на Амелию. — Госпожа знает, о ком я говорю.
— Нет! Нет! — Амелия, побледнев, вскочила из-за стола, опрокинув бокал с вином, который разлился большим красным пятном на белой скатерти. — Этого не может быть! — она затравлено посмотрела на мужа, и он увидел, настолько она была напугана.
— Что происходит? — удивленно спросил он, смотря на жену, а Элмо и Эдда переводили взгляд с Германа на нее.
— Дарио, прикажи не пускать никого в дом — срывающимся голосом снова заговорила она. — Герман! Герман, ты же так долго служишь нам! — она повернулась к нему и умоляющим тоном продолжила говорить, — Скажи Харту, выведете его отсюда, уберите его! — она начала срываться на крик.
Герман посмотрел на несчастную женщину. Все увидели, как на его лице появилось какое-то подобие чувства. Ему было жаль видеть ее страдания. Но он покачал головой, отвечая ей:
— Мне очень жаль, госпожа Амелия, вы все знаете и без меня. Договор есть договор, — он встал возле входа в гостиную и замер.
— Договор? Какой договор? Что вообще здесь происходит? — Дарио удивленно посмотрел на жену. — Кто-нибудь мне объяснит?
Во дворе ударила молния, отчего все вздрогнули. Она подожгла дерево во дворе, раздался грохот, там наверху, среди черных туч. Его отголоски пробежали через тела всех присутствующих, пронизывая каждую частичку и затихая где-то внизу, он пропал.
Внезапно погасли все свечи, и темнота опустилась на дом. Было видно через большие окна, как догорает во дворе дерево. Наступила полная тишина, только было слышно, как идет дождь. А потом раздались шаги со стороны входа, неизвестный шел не спеша, вымеряя каждый свой шаг, и было слышно, как отзывается пол холодным стуком.
— Господин Дарио, я расскажу вам, что происходит, — раздался низкий бархатный голос и в гостиную зашел мужчина в широкополой шляпе, скрывающий его лицо.
Темный камзол, отороченный серебряными нитями, сбоку приторочена шпага и весь его вид говорил о том, что он был из тех, кто отдает приказы. Неизвестный прижал край шляпы, здороваясь со всеми и подходя к столу, сел за один из стульев. За его спиной было видна фигура Харта, он так и не снял свой плащ, молча отошел и встал рядом с Германом.
— С днем рождения, милая Эдда, — незнакомец приподнял лицо, стало видно острый подбородок и небольшую черную бородку. — Я извиняюсь, что нарушил твой праздник, но поверь мне, больше такого никогда не повторится.
— Я не могу разглядеть вашего лица. Это из-за отсутствия света. Но хочу услышать ваше имя. И откуда вы знаете мою дочь? — Дарио выпрямился на стуле, его голос был тверд, когда он продолжил говорить: — Вижу, что вы воспитанный человек и надеюсь, вы сможете мне объяснить происходящее.
— Простите, всегда забываю про свет, — незнакомец щелкнул пальцами, и гостиная осветилась светом, шедший откуда-то с потолка, он не был ярким, но похож на туманную дымку, дающую свет.
Амелия вскрикнула, а Эдда с удивлением наблюдала за туманом. Дарио и Элмо внешне никак не отреагировали на проявление этого чуда. Незнакомец, продолжил говорить:
— О, да, я воспитан, очень воспитан, — тихий смешок с его стороны. — Очень жаль, что именно ваша семья сейчас сидит передо мной, — незнакомец вздохнул. — Как меня зовут, знает ваша жена. Вашу семью я знаю очень давно. Я, можно сказать, спас их от смерти. Всех. Вашу дочь я помню такой маленькой, — нежданный гость снова посмотрел на Эдду. — Ты вряд ли помнишь все, что было, как и твой брат. Но я напомню, — он снова поднял руку, щелкнул двумя пальцами и на брата с сестрой обрушились воспоминания.
Дождь что лил так же, как и сейчас. Элмо снова стоял на размокшей дороге, а на него шел бандит, он слышал, как кричит его мать, и яркая вспышка от удара, и потом темнота. Эдда была совсем маленькой, но момент, когда ее мать уводят и она стоит одна посреди ливня, страх что накрывает ее всю. Она широко открыла глаза и посмотрела на мужчину, что сидел напротив нее и улыбался краем рта.
— Как хорошо, что вы все вспомнили, — мягко сказал он. — Или, скорее, как хорошо, что вы всего это не помнили эти годы, — он посмотрел на Амелию, что сидела и всхлипывала рядом с мужем. — А вот ваша мать помнит каждую секунду. И я, думаю, никто не смог бы винить ее в том, что она сделала. Она осталась совершенно одна, люди, что оставил ей муж были убиты, сын был при смерти. И вот, — он театрально раскинул руки, — как тут отказаться, когда предлагают помощь? Спасти детей, спасти себя, наказать тех, кто это безобразие устроил. Спастись от Бури, — он широко улыбнулся белыми зубами. — Я бы так и сделал.
Все молчали, слушая его слова и было слышно только, как барабанит дождь, когда он делал паузу.
— Но, конечно, не за бесплатно. Редко что бывает бесплатно, — он обратился к Дарио. — Кому, как не тебе, торговцу, этого не знать. И она согласилась.
Амелия престала всхлипывать и просто сидела, выпрямившись как струна. Было видно, как ее руки судорожно сжали платье.
— Скажи всем, Амелия, скажи мое имя, — попросил ее незнакомец. — А заодно, что за договор ты заключила со мной.
Женщина посмотрела на всех, потом взгляд ее остановился на дочери.
— Он назвал себя Саргоном. В обмен на наше спасение, когда моей дочери исполниться шестнадцать лет, я отдам ее ему в услужение, — она старалась говорить ровно, но в конце ее голос сорвался. — Прости меня, доченька, прости меня. Я сделала это, чтобы спасти тебя, спасти твоего брата. Мы бы погибли все, или от рук бандитов или от Бури.
— Хватит! — Дарио ударил кулаком в стол, отчего посуда, стоящая на нем, разлетелась по поверхности. — Все это полнейший абсурд! Вы, господин Саргон, как себя