— У скольких вдов мы побывали? — спросил он.
— И не сосчитать, — ответила Нигли.
— Где ты живешь?
— В Лейк-Форесте, Иллинойс.
— Я слышал о нем. Говорят, хорошее местечко.
— Так и есть.
— Мои поздравления.
— Я отдала этому много сил.
Они свернули на улицу, где жил Франц, а затем на его подъездную дорожку и немного сбавили шаг, подходя к двери. Ричер не знал, что они тут обнаружат. В прошлом ему приходилось иметь дело с вдовами, чьи мужья умерли меньше чем семнадцать дней назад. Очень часто они не имели понятия о том, что они вдовы, пока не появлялся он и не сообщал им об этом. И он не представлял, что могли изменить прошедшие семнадцать дней и на каком этапе она находится.
— Как ее зовут? — спросил он.
— Анджела, — ответила Нигли.
— Понятно.
— Ребенка зовут Чарли.
— Понятно.
— Ему четыре года.
— Понятно.
Они поднялись на крыльцо, Нигли нашла звонок и коснулась его кончиком пальца, мягко, коротко, уважительно, словно электрическая цепь могла почувствовать разницу. Ричер услышал внутри приглушенный звонок, а потом — ни звука. Они ждали. Примерно через полторы минуты дверь открылась, словно бы сама собой. Но тут Ричер опустил глаза и увидел маленького мальчика. Ручка находилась высоко, а мальчик был маленьким, и ему пришлось встать на цыпочки, чтобы открыть дверь.
— Ты, наверное, Чарли, — сказал Ричер.
— Да, — ответил мальчик.
— Я был другом твоего папы.
— Мой папа умер.
— Я знаю. Мне очень жаль.
— И мне тоже.
— А тебе можно самому открывать дверь?
— Да, можно, — сказал Чарли.
Он был как две капли воды похож на Франца. Поразительное сходство. То же лицо, то же строение тела. Короткие ноги, низкая талия, длинные руки. Под футболкой вырисовывались худые плечи, но почему-то было ясно, что позже они станут такими же широкими, как у отца. И совершенно такие же, как у Франца, глаза, темные, спокойные, ободряющие, словно мальчик хотел сказать: «Не волнуйтесь, все будет хорошо».
— Твоя мама дома, Чарли? — спросила Нигли.
Мальчик кивнул:
— Она в задней части дома.
Он отпустил ручку и отошел в сторону, пропуская их внутрь.
Нигли прошла первой. Дом был слишком маленьким, чтобы можно было говорить о наличии в нем «задней части». Он скорее напоминал одну большую комнату, разделенную на четыре. Справа две маленькие спальни, между ними, вероятно, ванная и туалет. В левом переднем углу маленькая гостиная, а за ней маленькая кухонька. И все. Все крошечное, но красивое. Белое и бледно-желтое. Цветы в вазах. На окнах белые деревянные ставни. Пол из гладко отполированного темного дерева. Ричер повернулся и закрыл за собой дверь. Уличный шум исчез, и в доме воцарилась тишина. «Иногда это приятно, — подумал он. — Но сейчас, наверное, не слишком».
Со стороны кухни из-за тонкой стены, такой короткой, что она вряд ли могла послужить укрытием, появилась женщина. Ричеру показалось, что, когда они позвонили, она неосознанно попыталась спрятаться за этой стеной. Она выглядела гораздо моложе его и немного моложе Нигли.
Моложе, чем был Франц.
Высокая, белокожая, со светлыми волосами и голубыми глазами, как у уроженки Скандинавии, и худая. Она была в легком свитере, сквозь который проступали ключицы. Прибранная и накрашенная, с аккуратной прической, пахнущая туалетной водой. Превосходно владеющая собой, но не расслабленная. Ричер видел замешательство в ее глазах, словно она скрывала испуг под маской.
На миг повисло неловкое молчание, а затем Нигли шагнула вперед и сказала:
— Анджела? Я Фрэнсис Нигли. Мы разговаривали с вами по телефону.
Анджела машинально улыбнулась и протянула руку. Нигли пожала ее, и тогда наступила очередь Ричера.
— Я Джек Ричер. Сожалею о вашей потере.
Он взял ее руку и ощутил, какая она холодная и тонкая.
— Вы произносили эти слова не один раз, — сказала Анджела. — Верно?
— Боюсь, что так, — ответил Ричер.
— Вы есть в списке Кельвина, — продолжала она. — Вы, как и он, служили в военной полиции.
Ричер покачал головой.
— Не совсем как он. Мне до него было далеко.
— Вы очень добры.
— Я сказал правду. Я искренне им восхищался.
— Он рассказывал мне о вас. Обо всех вас. Много раз. Иногда я чувствовала себя второй женой, как будто до меня он уже был женат. На вас.
— Это правда, — повторил Ричер. — Служба — это все равно что семья. Если повезет, конечно. Нам повезло.
— Кельвин говорил то же самое.
— Мне кажется, после службы ему повезло еще сильнее.
Анджела снова машинально улыбнулась.
— Может быть. Но потом удача отвернулась от него.
Чарли наблюдал за ними полуприкрытыми, оценивающими глазами Франца.
— Большое вам спасибо за то, что приехали, — сказала Анджела.
— Мы можем что-нибудь для вас сделать? — спросил Ричер.
— Вы способны оживить мертвого человека?
Ричер не нашелся что ответить.
— После того, что он мне о вас говорил, я бы не удивилась, если бы вы и это смогли.
— Мы можем найти того, кто это сделал, — сказала Нигли. — У нас такие вещи хорошо получались. И так мы сможем его вернуть — в каком-то смысле.
— Но не на самом деле.
— Да. Мне очень жаль.
— Зачем вы здесь?
— Чтобы выразить свои соболезнования.
— Но вы меня не знаете. Я появилась позже. Я не была членом вашего отряда.
Анджела направилась в сторону кухни, но потом передумала, вернулась, протиснулась между Ричером и Нигли в гостиную и села в кресло, положив ладони на подлокотники. Ричер видел, как шевелятся ее пальцы — это были едва заметные движения, как будто она печатала или во сне играла на невидимом пианино.
— Я не была частью вашего отряда, — повторила она. — Иногда я об этом жалела. Это так много значило для Кельвина. Он то и дело говорил: «Не связывайтесь с отрядом спецрасследований». Его любимые слова, постоянно повторяющаяся присказка. Например, когда он смотрел футбол и кто-то бросался под ноги защитнику, Кельвин тут же кричал: «Эй, дружок, не связывайся со спецрасследованиями!» Он говорил это даже Чарли. Если он просил Чарли сделать что-то, а малыш начинал возмущаться, Кельвин произносил эту фразу.
Чарли поднял голову и улыбнулся.
