типа. Примерно неделю тому назад в Английском клубе в Петербурге в карточной игре приняли участие Столыпин, Бобринский, Гучков и мой доверенный человек, пользующийся расположением Петра Аркадьевича. Во время игры Столыпин жаловался, что, несмотря на его высокое положение в государстве, он не чувствует себя уверенно и прочно. В любой момент государь может прогнать его как последнего лакея. В Англии же, где, как известно, существует просвещенная конституционная монархия, ничего подобного с премьер-министром произойти не может. Снять его с поста, если этого потребуют интересы государства, может только парламент большинством голосов.
Царь и Спиридович не заметили, как спустились к морю. Увидев стоящую у причала лодку, царь предложил:
— А не покататься ли нам немного?
Николай II сел за весла, а Спиридович устроился на корме. Царь греб легко и свободно, как хорошо тренированный, привычный к гребле человек.
— Я слушаю вас, продолжайте, Александр Иванович, — обратился он к Спиридовичу, возвращаясь к прерванному разговору.
— Так вот, когда после основательной выпивки зашел разговор о внутреннем положении России, нынешний лидер октябристов в Государственной думе Гучков начал горячо убеждать присутствовавших, что революционное затишье в России крайне непрочно и вряд ли долго продержится, что лучше бы, не ожидая новой революционной бури, которая наверняка сметет и монархию, и всех нас, самим сверху проделать малую революцию, превратив Думу в полноправный парламент по английскому образцу. Бобринский, ваше величество, заявил, что якобы настоящий царь в России — это Столыпин, подлинный герой всех сословий, сумевший усмирить смуту в России и держащий сейчас в своих руках все сложные нити политической жизни страны.
— Ну и что же Столыпин? — перебил царь.
— Промолчал, ваше величество.
Царь нервно погладил рукой бороду. Приближенные знали: этот жест означает крайнее волнение.
— А я-то все размышляю, почему Столыпин решился разговаривать с императором языком ультиматума. Вы, конечно, Александр Иванович, слышали о его последней беспрецедентной выходке — угрозе уйти в отставку, если я не введу земства в западных губерниях. Требует распустить Государственную думу и Государственный совет, отказавшиеся утвердить эту его затею. Значит, слухи о том, что идет подготовка дворцового переворота, не лишены основания? Что вы можете сказать по этому поводу, Александр Иванович?
— Думаю, что пока это одни разговоры, ваше величество. Но разговоры опасные, и было бы крайне неразумно оставить их без последствий. Всякую опасность надо душить в зародыше.
Царь посмотрел куда-то вдаль, поверх головы Спиридовича, чуть слышно проговорил:
— Эти доморощенные либералы просто не знают, с кем они имеют дело. Я как-то одному из таких либералов, министру иностранных дел Сазонову, в ответ на его бредни о либеральном переустройстве России сказал: «Поверьте мне, если когда-нибудь вы и другие вроде вас очутитесь лицом к лицу с русским народом, недели через две от вас ничего не останется».
Неожиданно царь рассмеялся, по привычке прикрыв рукой рот.
— А знаете, Александр Иванович, мне действительно удивительно не везет на премьер-министров. Витте был больше француз, чем русский, Столыпин, как теперь выясняется, больше англичанин, чем русский, да еще сторонник конституционной монархии. Прямо напасть какая-то…
Известно, что после смерти Столыпина, назначая Коковцова Председателем Совета Министров, Николай II сказал ему: «Надеюсь, вы не будете меня заслонять так, как это делал Столыпин?»
ВЕРСИЯ ЧЕТВЕРТАЯ. Если не в гибели, то в отставке Столыпина были заинтересованы очень многие влиятельные особы из окружения российского царя. В частности, Григорий Распутин.
Премьер-министр не любил «нашего друга» и всячески его избегал. В своих «Воспоминаниях» дочь Столыпина Мария Бок пишет, что, когда она завела разговор с отцом о Распутине, который в те годы еще не достиг апогея своего влияния, Петр Аркадьевич поморщился и сказал с печалью в голосе, что ничего сделать нельзя. Столыпин неоднократно заводил разговор с Николаем II о недопустимости нахождения в ближайшем окружении императора полуграмотного мужика с весьма сомнительной репутацией. На это Николай ответил дословно: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы». Интерес Столыпина к полуграмотному крестьянину из Тобольской губернии был обусловлен несколькими факторами. Газетные статьи о мужике во дворце подрывали престиж царской семьи, плодили опасные слухи. Вмешательство «отца Григория» в политику было невыносимо для Столыпина, тем более что связь с Распутиным установил один из самых влиятельных и опасных оппонентов Петра Аркадьевича — С. Витте. Да и сам премьер подвергался унижениям. Как писала А. Богданович: «Недели три назад приехал с докладом Столыпин и прождал полчаса… потому что царь находился у жены, у которой в спальне сидел этот блажка». В октябре 1910 года Столыпин, как министр внутренних дел, приказал департаменту полиции установить за Распутиным наружное наблюдение. Однако продлилось оно всего несколько дней, так как по личному указу царя было вскоре снято. В начале 1911 года настойчивый премьер представил монарху обширный доклад о Распутине, составленный на основании следственных материалов Синода. После этого Николай II предложил главе правительства встретиться со «старцем», чтобы развеять негативное впечатление, сделанное на основании собранных документов. При встрече Распутин пытался гипнотизировать своего собеседника. «Он бегал по мне своими белесоватыми глазами, — рассказывал Столыпин, — произносил какие-то загадочные и бесполезные изречения из Священного Писания, как-то необычно водил руками, и я чувствовал, что во мне пробуждается непреодолимое отвращение к этой гадине, сидящей напротив меня. Но я понимал, что в этом человеке большая сила гипноза и что она производит какое-то довольно сильное, правда, отталкивающее, но все же моральное влияние. Преодолев себя, я прикрикнул на него и, сказав ему прямо, что на основании документальных данных он у меня в руках и я могу его раздавить в пух и прах, предав суду по всей строгости законов о сектантах, ввиду чего резко приказал ему немедленно, безотлагательно и, при том добровольно, покинуть Петербург и вернуться в свое село и больше не появляться».
После этого разговора Распутин отправился паломником в Иерусалим. В Петербурге он вновь появился лишь после убийства Столыпина. И тогда начали распространяться слухи о том, что Распутин прямо предсказывал скорую гибель премьера. Илиодор в своей книге «Святой черт» цитирует будто бы слова Распутина: «Ведь я за семь дней предсказал смерть Столыпина». По другим свидетельствам, 29 августа 1911 г., стоя в толпе, мимо которой проезжал Столыпин, Распутин вдруг воскликнул: «Смерть пришла за ним, здесь она, здесь!» В связи с этим поползли слухи о том, что Распутин как-то связан с убийством Столыпина. Достоверность этого утверждения проверить невозможно. Тем не менее совершенно очевидно, что гибель Столыпина была выгодна и Распутину.
1992 г.
Пощечина русскому Агасферу,
