вины. За то, что бросила, покинула свою маленькую любимую девочку, свою двухлетнюю сестрёнку, которая осталась там, в том доме, в одиночестве против настоящего чудовища…
В голове помутнело, и я, всхлипнув, вскочила с кровати и бросилась вперёд. Попыталась обогнуть Родерика и выбежать в коридор, но маэстро схватил меня за руку и прижал к себе.
— Ну что опять?! Айрин! — Он с силой тряхнул меня, вглядываясь в глаза. — Приди в себя! Не нужно убегать каждый раз, как вспомнишь о том, что тебя беспокоит. Просто открой рот и расскажи мне, в чём дело!
Голос маэстро, сильный и глубокий, с самого начала действовал на меня подобно отрезвляющей пощёчине, только в хорошем смысле слова, — я начинала соображать, но без резкой боли. И, пусть мой рассказ перемежался рыданиями, я всё-таки смогла донести до Родерика свою беду.
— Айрин, — когда я закончила, мужчина взял моё лицо в ладони и, вновь глядя мне в глаза, не отрываясь, серьёзно и почти по слогам произнёс: — Завтра пойдём к дознавателям. Напишешь ещё одно заявление — уже о предоставлении тебе возможности видеться с сестрой. Основания для отказа нет, тебе не станут препятствовать. Кроме того, твоё предыдущее заявление можно использовать как инструмент для давления на твоего отца. Если оно всплывёт, это повредит его карьере законника. А уж если поднять шумиху в газетах… А у меня есть такая возможность, поверь. Поэтому сестру ты обязательно увидишь. Ты понимаешь меня, девочка?
— Да-да, — прошептала я, непроизвольно вцепляясь пальцами в плечи маэстро с такой силой, что он даже чуть поморщился. — Простите… Но это ведь не каждый день, а я…
— Айрин, тебе семнадцать. Официально опекуном несовершеннолетнего можно стать только с двадцати одного года. С этим мы ничего не способны сделать. Но, как только тебе исполнится двадцать один, ты подашь в суд на оспаривание права опеки. На основании того заявления, которое оставила в комитете прошлой ночью.
Я задохнулась одновременно от шока и восторга. В тот момент своеобразное лицо маэстро Родерика со слишком резкими чертами и чересчур кустистыми бровями показалось мне настолько прекрасным, что, если бы он начал вдруг меня целовать, я бы точно не стала сопротивляться.
— Вы думаете, у меня… получится? И я смогу забрать Рори? — полузадушенно прошептала я, смаргивая слёзы с глаз.
— Я не буду тебе врать, девочка, — серьёзно ответил маэстро и погладил меня по волосам. — Может получиться, но не факт. Однако попробовать в любом случае стоит. Только это будет сложно, предупреждаю.
— Я готова! — воскликнула я почти патетично, и Родерик засмеялся.
Тогда я ещё не понимала, а он и не подумал объяснять, что дело не в моей готовности или неготовности и вообще это будет не совсем моя война.
Скорее, война миров. Аристократического, привилегированного, которому можно делать абсолютно всё, не опасаясь наказания, и мира нетитулованных магов, которым приходится биться за справедливость и равенство. Мира, который не хотел жить в вечной войне, но был вынужден это делать.
.
Я вынырнула из своих мыслей уже возле дома, в котором жила последние полгода. Так задумалась, что и не заметила, как добралась, и не помнила, как садилась в заказанный магмобиль…
Пешком я до дома не ходила, несмотря на то, что идти было недолго — не более получаса. Маэстро просил, говорил, что с моего отца станется устроить какое-нибудь покушение. Я была с ним солидарна, поэтому каждые утро и вечер тратилась на заказ транспортного средства, чтобы добраться до варьете или вернуться из него. Возле дома, в котором находилась моя квартира, была огороженная территория, там круглосуточно сидел охранник, поэтому сильного риска уже не было. Существовала, конечно, вероятность, что отца это не остановит, но и я не могла всё время сидеть взаперти. Да и до сих пор он ограничивался законными методами — если не считать клевету, — и, возможно, будет ограничиваться ими и впредь. У меня была причина так думать. Отец всё же дорожил своей должностью и местом в обществе, и гораздо сильнее, чем опекой над Авророй. Он не хотел отдавать мне сестру только по причине того, что не желал проигрывать. Сама же Рори была ему не особенно нужна. Я это знала, поскольку виделась с ней минимум два раза в неделю.
Я выбралась из магмобиля и зашла в дом. Это было недавно построенное здание на одной из тихих улиц Новой Грааги — четырёхэтажное, по две квартиры на этаж. Моя была двухкомнатной и вполне приличной, с кухней и просторной ванной комнатой. Куплена она была на мою зарплату, скопленную за пять лет работы в театре маэстро, ну и на штраф, который в итоге выписали Алану Вилиусу в результате рассмотрения моего заявления о побоях. Его вина была доказана, и суд присудил мне приличную сумму в качестве компенсации, кроме того, отца лишили родительских прав в отношении меня. До совершеннолетия мне тогда оставалось девять месяцев, и эти месяцы моим опекуном числился Говард Родерик. До сих пор помню, каким злым было лицо отца, когда судья зачитывал заключение… Мне даже показалось: ещё чуть-чуть — и айл Вилиус кинется на него, или на меня, или на маэстро, который в тот день пришёл со мной в суд. Но ничего подобного не случилось, и даже апелляцию мой бывший родитель не стал подавать. Как сказал Родерик: «Ничего удивительного, он же всё-таки законник — понимает, что результата не будет. Решение вынесено на основании экспертизы».
Право на то, чтобы встречаться с Авророй, мне тоже было предоставлено, но этот факт оказался принят Аланом Вилиусом легче, чем выписанный штраф и лишение родительских прав. Он поскрипел зубами, но по требованию суда выделил время для свиданий с Авророй. Старушка Сит должна была приводить её на встречи со мной, отец при этом не должен был присутствовать — тоже по решению суда, из-за доказанного факта побоев.
Поднимаясь на лифте на свой этаж — я жила наверху, на четвёртом, — я улыбалась, вспоминая нашу первую после моего побега встречу с Рори. Я боялась, что сестрёнка меня забудет — всё же на тот момент прошло уже около двух месяцев нашей разлуки… Но нет — Аврора помнила. И встретила меня оглушительным визгом, слезами и лепетом: «Рини, Рини, Рини!». Оказалось, что за прошедшие месяцы аньян научила её говорить букву «р»…
Я открыла магическим ключом дверь в свою квартиру, вошла в прихожую, разулась и устало опустилась