Дым сигарет образовал нечто вроде пелены, колышущейся над головами, в зале стоял гул от разговоров. Одни выходили, другие входили. Игроки в домино невозмутимо продолжали свое занятие, как если бы вокруг никого не было.
– У вас есть фотография мужа?
– Нет.
– Ни одной?
– Нет.
– А ваша?
– Тоже нет. Только на удостоверении личности.
Мегрэ знал по опыту, что такое встречается один раз из тысячи – чтобы у человека не было собственной фотографии.
– Вы живете на верхнем этаже?
Она кивнула. С улицы он отметил, что в доме всего два этажа. Над кафе и кухней были, наверно, две-три, скорее всего две, комнаты и туалет или кладовая.
– Как вы туда поднимаетесь?
– По лестнице, что на кухне.
Она отправилась на кухню спустя минуту и на этот раз что-то мешала там ложкой на плите.
Дверь с шумом распахнулась, и Мегрэ увидел разгоряченного, запыхавшегося Лапуэнта, который вел перед собой молодого парня.
Малыш Лапуэнт, которого так называли на Набережной не из-за его роста, а потому, что он был самый молодой и по возрасту, и по стажу, еще никогда не был так горд собой.
– Ну и погонял же он меня! – провозгласил он со смехом, протягивая руку к оставленному на стойке стакану. – Несколько раз я уже думал, что он улепетнет. Хорошо, что в лицее я был чемпионом в беге на пятьсот метров.
Парень тоже выбился из сил и шумно дышал.
– Я ничего не сделал! – заявил он, повернувшись к Мегрэ.
– Значит, тебе нечего бояться.
Комиссар посмотрел на Лапуэнта:
– Документы у него взял?
– Его удостоверение личности у меня в кармане. Он работает разносчиком-велосипедистом в торговой фирме Пенсемайль. Это он сегодня утром был на набережной и удирал во весь дух.
– Почему? – спросил Мегрэ у парня. Тот казался упрямым, как многие юнцы, которые хотят прослыть отпетыми ребятами.
– Не хочешь отвечать?
– Мне нечего говорить.
– Ты ничего не вытянул из него по дороге? – спросил Мегрэ у Лапуэнта.
– Мы чересчур запыхались, чтобы много говорить. Его зовут Антуан Кристен. Ему восемнадцать, и он живет с матерью на улице Фобур-Сен-Мартен.
Некоторые из посетителей наблюдали эту сцену, но чрезмерного любопытства не обнаруживали: в этом квартале полиция появлялась достаточно часто.
– Что ты делал на тротуаре?
– Ничего.
– Он прилип лицом к стеклу, – объяснил Лапуэнт. – Как только я его заметил, я вспомнил, что нам рассказал Жюдель, и бросился на улицу.
– Почему ты убегал, раз ты не сделал ничего плохого?
Он поколебался, удостоверился, что по крайней мере двое из окружающих людей слушают, и произнес дрожащими губами:
– Потому что не люблю шпиков.
– Но следишь за ними через дверь?
– Это не запрещается.
– Откуда ты знал, что мы здесь?
– Я не знал этого.
– Тогда почему же ты пришел?
Он покраснел и прикусил толстую губу.
– Отвечай.
– Шел мимо.
– Омера знаешь?
– Никого я не знаю.
– И хозяйку тоже?
Та снова была за стойкой и смотрела на них, причем на лице ее нельзя было прочесть ни малейшего страха или опасения.
Она была более сильной натурой, чем любой из обвиняемых или свидетелей, которых приходилось встречать Мегрэ.
– Ты не знаешь ее?
– Только в лицо.
– Ты никогда не приходил сюда выпить стаканчик?
– Может, и приходил.
– Где твой велосипед?
– У хозяина. Я кончил работу в пять часов.
Мегрэ сделал Лапуэнту знак, который тот понял: это был один из условных знаков, принятых в уголовной полиции. Инспектор вошел в телефонную кабину, вызвал полицейский участок, находившийся напротив, по ту сторону канала, и услышал в трубке голос Жюделя.
– Мальчишка здесь, у Каласа. Через несколько минут шеф его отпустит, но нужно, чтобы кто-нибудь пошел за ним. Ничего нового?
– Все следы сложные или такие, которые никуда не ведут: драки в четырех или пяти кафе в воскресный вечер; кому-то показалось, что он слышал звук тела, падающего в воду; одна проститутка утверждает, что какой-то араб украл у нее сумочку.
Мегрэ невозмутимо стоял рядом с парнем.
– Чего выпьешь, Антуан? Вина? Пива?
– Ничего.
– Ты никогда не пьешь?
– Не со шпиками. И вам придется меня отпустить.
– А ты выглядишь уверенным в себе.
– Я знаю закон.
У него была широкая кость и свежее крепкое тело молодого крестьянина, которого Париж еще не лишил здоровья. Сколько раз Мегрэ приходилось встречать вот таких ребят, которые однажды вечером приканчивали торговку табаком или старуху бакалейщицу из-за каких-то нескольких сот франков.
– У тебя есть братья и сестры?
– Нет, я один.
– Отец живет с вами?
– Он умер.
– Мать работает?
– Она прислуга.
Мегрэ повернулся к Лапуэнту:
– Отдай ему удостоверение. Адрес на нем подлинный?
– Да.
Мальчишка все еще не мог поверить, что это не ловушка.
– Я могу идти?
– На все четыре стороны.
Он не сказал ни «спасибо», ни «до свидания», но комиссар перехватил его беглый взгляд, адресованный хозяйке.
– Теперь звони на вокзал.
Мегрэ заказал еще два стакана белого. Кафе снова почти опустело. Кроме комиссара и Лапуэнта оставалось всего пять посетителей, включая игроков в домино.
– Я полагаю, вы его не знаете?
– Кого?
– Молодого человека, который только что ушел. Она ответила не колеблясь:
– Знаю.
Это было сказано так просто, что Мегрэ стал в тупик.
– Он часто здесь бывает?
– Довольно часто.
– Чтобы выпить?
– Он почти не пьет.
– Пиво?
– И вино иногда.
– Он приходит после работы?
