ещё одна галлюцинация. Может, они все галлюцинация, Птичник, Психе, Ник и остальные. Я не хочу проверять. Неважно, реальны или нет, я люблю их.
Как я сюда попала? Грустная история. Я вообще-то на преподавателя училась. Пятый курс, почти закончила, а потом меня увезли в больницу, потому что я залезла на парту посреди лекции и начала кричать. Не спрашивайте, что я видела, не помню. Врачи сказали, что мне нужно лечение. В смысле, это же очевидно, что мне нужно лечение, нет?
Не слишком люблю говорить о прошлом. Но да, я помню, как умерла моя мать. Ей голоса сказали выпрыгнуть из окна, надев себе на голову наволочку. Очень глупо, наверное, смотрелось. Мне голоса ничего такого не говорили. А если и говорили, то это только наше с голосами дело.
А она мне рассказывала, как умер её отец. Если бы у меня была дочь, или сын, или близнецы, как Психе и её сестра, я бы продолжила цепочку. Первый облил себя бензином и щёлкнул зажигалкой, вторая выбросилась из окна, третья – это я.
Дурная наследственность, вот как подобное называется.
Не надо на меня так испуганно смотреть. Это всего лишь кровь. Да, противно, но как ещё мне убедиться, что вы не моя фантазия? Хватит смотреть, я же сказала. Хотите сделать что-то полезное, принесите перекись и пластырь, а лучше позовите Птичника.
Что вы сказали? Вы точно не галлюцинация, я могу быть уверена. Да ладно.
А вы сами уверены в этом?
5
На следующий день после разговора у двери, я заглядываю в третью палату. И вижу там её.
Эда сидит около кровати прикованного Принца и смотрит в стену. Замираю на пороге, пытаясь понять, что происходит.
Её выпустили? Серьёзно? Неужели всё так быстро пришло в норму?
– Они здесь, – говорит Эда. Я вздрагиваю. – Я вижу их, они смотрят.
– Кто смотрит? – спрашиваю, не удержавшись. Не стоит. Не нужно интересоваться этим, будто её галлюцинации реальны. Надо её вытащить, но я уже задала вопрос.
– Они.
И Эда резко поднимается на ноги. Я пячусь к двери, по инерции, хотя знаю, что Эда ничего мне не сделает. Но кто знает, что она видит на потолке, на стенах, везде.
Я могу только смотреть, как Эда впивается ногтями в своё предплечье. Будто ей мало шрамов, мало ран, которые постоянно обрабатывает и перебинтовывает Ян.
– Они всё видят…
– Эда, – Птичник где-то рядом, он может прибежать в любую минуту.
Хватаю Эду за руку, пачкая пальцы в её крови, и тяну к кровати. Эда вертит головой, смотрит на пол, стены, потолок.
– Прекрати. Приди в себя уже! – нельзя кричать, услышат. Если бы Ник был здесь, у него получается с ней справляться, а я не знаю, как.
– Дай ей пощёчину, – советует сестра из дальнего угла. Вот её тут не хватало.
– Вот тебя не хватало. Исчезни! – Эда опять царапает свою руку. – Хватит!
На моей ладони всё больше крови, пока я разжимаю её пальцы. Вторая рука абсолютно бесполезна, болтается в гипсе мёртвым грузом. Всё равно получается, хватка слабеет. Эда дёргается, сестра бурчит что-то, и только у Принца хватает ума лежать молча.
Эда резко поворачивает голову, глядя на сестру.
– Оу. И ты здесь.
Наши пальцы склеивает её кровь.
– Ты её видишь? – шепчу я. Она поворачивается ко мне, и пустота из её глаз постепенно уходит.
– Психе… – тянет она, глядя на мою окровавленную ладонь. – Ты что, специально за мной ходишь?
Это звучит очень осознанно.
– Ну, немного, – тихо говорю я, отпуская её.
– Давно пора, – краем одеяла Принца Эда вытирает руки. – А то всю неделю тебя нет. Как ты вообще могла попасть в Клетку? Да ещё так надолго? Бросила меня тут! Да мне поговорить кроме как с Ником вообще не с кем, а он постоянно на улице. Сама представляешь, как это скучно?
Не думала, что она так меня ценит.
– Кит всё время сидит у себя, Ольга постоянно ноет, что мои шрамы несимметричны, а Птичник всё за тобой смотрит, – и она бьёт меня окровавленным кулаком в плечо. – Как ты могла?
– Говорю же, это не я. Это она, – я показываю в угол. Сестра недовольно скалится.
– А, – Эда бросает на неё взгляд и снова поворачивается ко мне. – Она правда хотела тебя придушить? Зачем?
– Спроси её сама.
– Зачем? – говорит Эда в угол. Сестра делает неприличный жест и отворачивается.
– Она не хочет с тобой разговаривать.
– А жаль. Но как хочет, заставлять не буду.
– А ты… – может, не лучшая идея спрашивать вот так прямо, но мне нужно знать. – Ты сама в порядке? Ты сейчас здесь?
Эда поправляет Принцу одеяло. Его волосы немного отросли и мягким светлым пушком покрывают голову.
– Да вроде бы. Но иногда, знаешь, нет никакой разницы между здесь и там. По крайней мере, я её не могу увидеть. Разницу.
– Нет, не знаю.
Сестра фыркает.
– Куда тебе, тупица.
– А не пойти ли тебе куда подальше? – не сдерживаюсь я.
– Хватит препираться, вы же близнецы. Знаешь, пока я не познакомилась с вами, думала, что близнецы всегда поддерживают друг друга. Или это просто вы такие ненормальные? – Эда всё говорит, её руки в разводах уже подсыхающей крови разглаживают складки на пододеяльнике в цветочек.
Она сейчас слышит только себя, взгляд снова уходит внутрь. Надо сделать что-то, отвлечь её, но мы же в палате Принца и никого больше нет рядом.
Мне нельзя не воспользоваться возможностью.
В конце концов, я пришла в третью палату с определённой целью.
Пока Эда продолжает говорить про близнецов и пытается согреть пальцы Принца, я пячусь к подоконнику. Шарить рукой за спиной не слишком удобно, пальцы никак не могут поднять, но если я развернусь, Эда может заметить, а нож… Я не уверена, как она на него отреагирует.
– Вы можете хотя бы попытаться поладить, – говорит она, нависая над Принцем и приглаживая остатки его волос. Она стоит боком, смотрит в другую сторону, Принц ёрзает во сне.
Я резко разворачиваюсь и поднимаю подоконник.
Он скрипит, я сажу себе занозу, Эда должно быть уже смотрит на меня – какая разница? Какая? Теперь? Разница?
Ножа там нет.
Нет ножа, нет банки мёда, которую я берегла для Кита. Кто-то знает про мой тайник. Кто-то залез в него и забрал нож и сладкое, кто-то…
Сестра кладёт голову мне на плечо. Ледяной, костлявый подбородок, как у Смерти.
– Я же говорила, что ничем
