сказанное им вслух фактически оглушает, и причина вовсе не в том, что было произнесено моё имя. Просто нам друг к другу ещё привыкать и привыкать, и поэтому я и едва дышу в ожидании продолжения.
— Да?
— Я передумал. Если это вас не затруднит, я бы всё-таки поел.
— Совершенно нет, — незримо для него на моём лице возникает широкая улыбка, возможно, не влияющая благотворно на заживление микроскопических ранок и трещинок на губах. Но я даже не пытаюсь погасить её в зародыше, ведь мне так хотелось, чтобы Джейден сделал навстречу мне хотя бы один шаг. Теперь же, когда это произошло, любой отголосок физической боли воспринимается, как что-то незначительное по сравнению с размахом почти ликования от осознания, что, постаравшись открыться друг другу, мы вполне можем перейти от состояния нелюдимости и обособленности к некоторому единению что ли. Быть может, подобная необходимость вскоре и отпадёт, но пока обстоятельства остаются прежними и ещё не собираются меняться, надо ориентироваться по ситуации. А она в данный момент такова, что только с ним у меня есть возможность распутать этот непонятный клубок и распределить его отдельные нити по изначально отведённым им местам. — Я всё равно собиралась приготовить пасту и запечь курицу на ужин. Только это займёт некоторое время. Или я могу выбрать что-то другое.
— Не нужно. Курица вполне подойдёт, к тому же мы вроде бы никуда не торопимся.
— Но, быть может, вы…
— Я не настолько голоден, чтобы не подождать. Всё в порядке. Но, возможно, вам не помешает помощь?
— Для начала вы бы могли отдать мне своё пальто. Я уберу его в шкаф, — говорю я и так, сама того не ожидая, добиваюсь преображения мужского лица. Передо мной вовсе не стояло подобной цели, но его хмурое выражение сменяется широкой улыбкой, в то время как Джейден очевидно только благодаря моим словам замечает, что до сих пор не снял верхнюю одежду. Выглядя несколько смущённым этим фактом, он поднимается с дивана, пока я обхожу его, чтобы её взять. Кончики пальцев наших правых рук невольно соприкасаются, когда довольно увесистая ноша наконец оказывается в моей ладони. Я поглощена ощущениями от второго физического контакта и, пытаясь проанализировать их, в то же самое время понимаю, что смотрю в глаза Джейдена, а он также вглядывается в мои. Это длится долго, или, по крайней мере, так всё выглядит, но вот мы оба моргаем, и этот момент безвозвратно уходит, чтобы уступить дорогу следующим мгновениям жизни, которые тоже бесследно пройдут. Но в них я осознаю себя сначала определяющей пальто на вешалку, а потом переодевающейся в домашний костюм из офисной одежды, которая тут же отправляется в корзину для белья, и приступающей к приготовлению пищи, в то время как мистер Мур, избавившись от пиджака и засучив рукава белоснежной рубашки, по правую руку от меня приступает к нарезанию салата из выданных мною ингредиентов.
Мне бы следить за тем, всё ли он делает правильно, учитывая некоторую неуверенность в движениях и то, как в них проскользнула робость, граничащая чуть ли не со страхом, когда дело дошло до того, чтобы взять в руки нож. Но я вижу лишь основательно помятую ткань и вдруг начинаю кое о чём догадываться. У меня, разумеется, нет одежды, в которую он мог бы переодеться, да только дело совсем не в этом. Готова поспорить, что на нём по-прежнему тот же костюм, в который мистер Мур был облачён и вчера, и даже позавчера. Он в гораздо более бедственном с точки зрения загнанности в угол положении. Мне не дано знать, где находится его дом или место, которое его хотя бы частично олицетворяет, но я почти уверена, что последние два дня Джейден провёл далеко не там.
— Где вы были? — вмешиваюсь я своими словами в процесс создания продукта кулинарной мысли, и мистер Мур сбивается с ритма, но, громко вдохнув, после небольшой заминки возвращается к прерванному ненадолго занятию, как я подозреваю, явно не собираясь мне отвечать. Но так не пойдёт, и повторяемый мною вопрос ударяет по нему снова, на этот раз производя нужный эффект и давая понять, что настроена я вполне серьёзно.
— Был когда?
— Сегодня. Да и вчера тоже.
— Простите, но это вас не касается.
— Простите и вы меня, но мы с вами в одной лодке.
— Да нет, ведь им нужен я, а не вы, а вы просто оказались не в том месте и не в то время. Но это не значит, что мы будем говорить о личной жизни друг друга. Я не вмешиваюсь в вашу, и вы не спрашивайте о моей.
— Да не в вашей личной жизни дело. Просто вы определённо не только проводите дни в этих брюках и рубашке, но ещё и спите в них. Что случилось? Вы боитесь, что дома вас могут поджидать? Так это не проблема. Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, и я могу купить вам всё необходимое, да и…
— Я и сам могу позаботиться о себе, а вам тем временем не стоит выходить из дома, да и вообще завтра меня уже здесь не будет.
— И как это понимать? Что вы задумали?
— Неважно. Давайте просто закончим с приготовлением ужина и поедим.
Я киваю в согласии, временно смирившись с его нежеланием говорить. Часом позже мы в полном молчании поглощаем содержимое каждый своей тарелки. Он так и вовсе фактически уткнулся в неё, наверняка полноценно питаясь ещё до драки, которую я случайно прервала. Предполагаю, что, где-то скрываясь, он бы так и оставался там, если бы не мой звонок-крик о помощи. Я сглупила и ошиблась, что может стоить ему не просто всего, а целой жизни. Преимущественно возя пищу по керамической поверхности, я подпрыгиваю куда-то вверх, когда кухню заполняет звук отодвигаемых ножек стула.
— Вы уже закончили?
— Да, спасибо. Всё было очень вкусно.
— Тогда чаю? Или кофе?
— Считаю, что и то, и то на ночь вредно. Вы не возражаете, если я вас оставлю? В том смысле, что пойду в гостиную?
— Всё нормально. Отдыхайте. Доброй вам ночи, Джейден.
— И вам того же, Кимберли.
Шаги стихают, и, оставшись одна, я буквально заставляю себя доесть мясо, спагетти и ранее положенную себе порцию салата, а потом, убравшись и выключив везде свет, отправляюсь готовиться ко сну. Утром нужно будет позвонить на работу и придумать что-нибудь вразумительное, чтобы получить несколько дней отгула, но заверить, что в день конференции я буду на месте, готовая к перелёту и участию в
