переустройству шоссе Кральево – Рашка с участием средств Главного командования были организованы и служили местом, куда стекались не имевшие заработка части, расположенные в Сербии. Здесь в разное время и на разные сроки нашли себе применение: некоторые части Кавалерийской дивизии; последние галлиполийцы; корнеты, выпущенные из Николаевского кавалерийского училища; неожиданно среди зимы 1923/24 года выброшенные из финансовой стражи чины Кавалерийской дивизии; искавшие летних заработков кадеты старших классов Крымского кадетского корпуса и много отдельных чинов многострадальной армии. Число чинов армии, занятых в предприятии, постепенно увеличивалось с 1 марта 1923 года, к которому относится начало нашего участия в работах, и достигло своего максимума (около 600 человек) к декабрю 1923 года.
Продержавшись на этом уровне до мая 1924 года, оно опустилось к августу 1924 года до 400 человек; затем, когда в связи с задержками в получении предприятием денег за выполненные работы выяснилась невозможность для Главного командования финансировать предприятие и встал вопрос о выходе из него, воинские части, работавшие в деле, были частью переведены на другие работы в Сербии, частью переброшены во Францию, и в конце 1924 года, когда Главное командование вышло из дела, на работах в предприятии оставалось лишь небольшое число чинов армии.
Стоявшие на работах части за все время работ получили в виде заработков около 5 миллионов динар, причем заработная плата чинами контингентов исчислялась в одинаковом размере со средним заработком местных рабочих соответствующих категорий; независимо, однако, от этой платы, на поддержание воинской организации работающих в предприятии частей начислялось из средств предприятия 6 процентов на общую сумму заработной платы русских рабочих. Таким образом, в Кральеве осуществлялась и материальная помощь людям, и сохранение в возможной неприкосновенности воинских кадров.
Необходимо отметить, что затруднения, встречаемые к размещению наших войск в пределах Королевства, были не только материального характера, но в известной мере и политического; и эти политические причины были не только внешней природы, но зависели и от чисто внутренних условий.
Вскоре после прибытия генерала Врангеля в Сербию и торжественной встречи его русским населением член Народной Скупщины Милош Московлевич внес правительству интерпелляцию по поводу Русской Армии и генерала Врангеля. «Интересно, – говорилось в интерпелляции, – что его армию расформировали на Галлиполи сами французы за свой счет и официально она более не существует, однако она со всем своим аппаратом возродилась у нас, получая активную и моральную поддержку нашего правительства. Хотя бывшие ее члены прибыли в Югославию «как беженцы», тем не менее каждая беженская колония имеет своего военного коменданта, выполняющего приказы врангелевского военного представителя генерала Потоцкого и его уполномоченного». «Мы не знаем, – говорилось дальше, – не находится ли Королевство С.Х.С. в войне с Россией, ибо не можем понять возможности согласования с суверенитетом державы и международными обычаями создание государства в государстве и гостеприимство, оказываемое иностранной военной организации, замышляющей военные походы из нашей державы против другой».
Интересно, что интерпеллянт принадлежал не к коммунистической, но к «земледельческой» партии и теоретически считал себя, как демократ, врагом коммунистического строя. Эсеровская «Воля России» приветствовала этот запрос целой статьей. «Земледельческая партия, – писала газета, – бесконечно далека от какого бы то ни было сочувствия большевизму. Она так далека от него, что самые личности Троцкого и Врангеля для нее равнозначущи: и в том и в другом она видит врагов России – ее разрушителей. Запрос этой партии является запросом подлинной югославянской демократии» («Окончательное разоблачение Врангелевщины». «Воля России» 22 марта 1922 года, № 922).
Интерпелляция Московлевича заканчивалась вопросом: «Что думает предпринять правительство, чтобы прекратить отравление нашего общества со стороны этих последних остатков мрачного периода русской истории как раз в то время, когда большевики переживают последние дни и рождается новая демократическая Россия?»
Правительство государства, спасенного этим «мрачным периодом русской истории», не дало Московлевичу удовлетворяющего его ответа. В пределах возможного оно продолжало и продолжает оказывать «последним остаткам» свою братскую помощь. Но самая возможность такого запроса заставляла его проявлять эту помощь в чрезвычайно осторожной форме.
«Рождение демократической России», которого ждали от Генуэзской конференции, затянулось. Путь «демократизации» советской власти через приобщение ее в лоно европейских держав доставил с тех пор много и много разочарований. Каждое новое признание Советской России совершается теперь как-то буднично с обеих сторон и не вызывает преувеличенных надежд. Но в то время такой «пересмотр» старых отношений казался новым и что-то сулящим. Всем невидимо дирижировал всемогущий и еще не развенчанный Ллойд Джордж, сторонник такого взгляда. Надо было иметь или слишком резко противоположные интересы, как в Румынии, или слишком глубокие корни в народном чувстве, как в Югославии, чтобы удержаться на своем пути и не соблазниться демократическими напевами.
Запрос Московлевича остался в Югославии без последствий. Но этот же запрос получил неожиданный отзвук в событиях в соседней стране – Болгарии и вызвал там целый ряд тяжелых и почти катастрофических потрясений. Вспоминая о них, мы можем смело сказать, что организация, пережившая их и не развалившаяся, уже этим одним доказала свое несомненное право на существование.
В самом конце 1921 года закончилась переброска наших частей в пределы Болгарии. Штаб 1-го корпуса, с генералом Кутеповым во главе, расположился в древней столице Болгарии – Великом Тырнове. Штаб Донского корпуса поместился в Старой Загоре, где имел местопребывание генерал Абрамов. В Софии были объединяющие центральные учреждения – военный представитель, управление снабжения и отделение штаба Главного командования по Болгарии. Все части обоих корпусов, военные училища, лазареты были разбросаны по всей стране.
Встреча наших частей была восторженная. На банкете, устроенном в Софии в зале болгарского Офицерского собрания в честь генералов Кутепова и Абрамова, собрались высшие представители Болгарской армии и общественности. В многочисленных речах выражалась радость по поводу того, что Болгария сподобилась великой чести – принять потомков героев Шипки и Плевны, и выражалась надежда, что воскреснет Россия и, «как могучий дуб, покроет своим зеленым шатром свою младшую сестру». Начальник штаба Болгарской армии, полковник Топалджиков, сказал в своей приветственной речи, обращаясь к русским генералам: «Мы с вами по-братски, рука об руку, будем идти вперед». Командиры корпусов разъехались по домам – и началась будничная обыкновенная жизнь.
Радостное начало стало быстро обволакиваться тучами. Уже 17 февраля 1922 года начальник Софийского гарнизона полковник Личев отдал приказание, чтобы русские офицеры, находящиеся в Болгарии, ходили без оружия. Оружие и пулеметы частей предлагалось передать на хранение в болгарские склады. Предложение это мотивировалось стремлением «избежать каких-либо оснований для вмешательства со стороны находящихся здесь военных представителей Антанты». Вопрос этот был временно урегулирован сдачей некоторой части имевшегося оружия; однако причины этого распоряжения вовсе не основывались на