том бреде, который он нес.
В глазах Аида медленно остывала бездна:
— Брат никогда не оставляет молнии без присмотра. Даже когда пьет нектар и ходит по нимфам. Ни-ког-да. Много веков назад Гермес исхитрился украсть одну, так чуть с Олимпа не полетел. И еще, когда Арес рядом, у него рука сама на колчан ложится. А вторая за розгами тянется. Вот такая отцовская любовь. Поэтому я думаю, он не врет.
Аид решительно надел хтоний, и Персефона опустила глаза.
Брат.
Не Зевс. Брат.
Какими бы ни были их отношения, Владыка Аид явно не собирался оставаться в стороне.
— Нужно понять, что происходит на поверхности, — донеслось из пустоты.
— Постой! Как насчет выкинуть эту тушу в Тартар? — царица толкнула ногой храпящего Ареса.
Пустота перед ней отозвалась шелестящим смешком:
— Рано. Он явно не…
Аид неожиданно замолчал; спустя секунду двери тронного зала распахнулись, и внутрь ввалилась толпа подземных: Мом, Эмпуса, Ламия, с десяток стигийских чудовищ, Гипнос, Эак, Радамант и впереди почему-то Минта.
Персефона молча сложила руки на груди и окинула «делегацию» сумрачным взглядом. Ни одного вопроса — зачем? Все понятно без слов. Это ведь не с Аидом беседовать, когда не знаешь, что он выкинет через секунду.
Минута, две, три — царица ждала, кто первый прервет молчание.
Наконец Минта незаметно (по ее мнению) толкнула Эака, тот явственно дернулся и выдал:
— А… — он нервно ткнул пальцем в Ареса, — а что это с ним?
Персефона ощутила, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.
— Он перебрал нектара. И захотел овладеть мной.
— И… — Эак явно не улавливал взаимосвязь. Как и остальные присутствующие.
— И овладел.
Подземные смотрели с непониманием, граничащим с ужасом. Казалось бы, что здесь такого. Подумаешь, муж овладел женой — так что его сразу амфорой бить?
Но храбрых сказать об этом самой Персефоне не находилось.
— Когда Владыка закончил, — пояснила Персефона, вдоволь насмотревшись на красноречивые лица присутствующих, — он назвал меня Афродитой.
Всеобщий вздох облегчения, и робкий голос Эака, не хочет ли Владычица пройти в свои покои.
— Пожалуй, мне действительно нужен отдых, — задумчиво произнесла царица. — Гипнос, приготовь маковый настой. Минта, иди, распорядись насчет воды в купальне. Ламия и Эмпуса, нарвите асфоделей. А остальные — приберитесь в зале и отнесите Владыку Ареса в его покои. И, Стикс свидетель, пореже попадайтесь мне на глаза.
Персефона махнула Эаку и направилась в покои. На пороге тронного зала она обернулась:
— Ах да, мне показалось, вы что-то хотели?..
Порочные алые губы Минты вдруг тронула улыбка:
— Да, царица.
Глава 6. Аид
Пока Персефона закатывала подземным истерики по поводу и без, Аид изучал Минту.
Плотная, низенькая, с мятно-зелеными глазами и порочной улыбкой на пухлых губах, она совсем не походила на ту роковую женщину, которая жаждет добраться до власти, для чего «дает всем подряд и стучит». Точнее, в «дает» как раз верилось, и даже очень, но не во все остальное. С виду это была самая обычная нимфочка, которой, может, и хватило настойчивости влезть в постель Ареса, но…
Но на многоходовые интриги с участием богов и смертных у нее явно не хватило бы ни ума, ни терпения.
Аид решил, что с Минтой не все так просто. Как, впрочем, и со всеми подземными, и даже с Аресом, идиотом, который разбрасывается Зевсовыми молниями и называет себя Владыкой Олимпа.
Вся эта история плохо пахла. Экс-Владыка чувствовал запах крови, амброзии и асфоделей. Метафорический, разумеется. Но…
Торопиться не следовало.
Аид не пошел в покои Персефоны. Он выскользнул из зала под покровом невидимости и направился к Танату. Его дворец оказался ближе, чем помнилось экс-Владыке. Гораздо ближе — Аид даже подумал, что Арес и его передвинул. А что, вполне вероятно, если вспомнить, как он оторвался на собственном дворце. И на собственном ближайшем соратнике.
Пожалуй, вот тут следовало остановиться, подумать и оценить степень его преданности новой власти. Если Арес ухитрился переодеть Железнокрылого в доспехи и заставить подрабатывать душеводителем, значит, Танат как минимум поклялся ему в верности.
При всех других достоинствах, Убийца никогда не отличался ни покорностью, ни трудолюбием. Ну не нравилось ему исторгать души, и все. И водить. И доспехи он тоже ненавидел. Аид помнил, как замечательно Смерть умеет отлынивать от всего, что ему не нравится (за исключением своего основного ремесла, которое Танат и называл предназначением как раз потому, что отмахнуться от него не представлялось возможным). Арес наверняка взял с него клятву — если не сам догадался, то Зевс посоветовал.
Аид попытался представить реакцию Зевса, когда Арес стал Владыкой, и ощутил, что фантазию заклинило напрочь. Если что-то брат и любил больше, чем баб, так это власть — неужели он мог отдать такой большой кусок власти нелюбимому сыну?..
Как понять, что творилось в голове у Зевса тысячу лет назад? И что творится сейчас? И где, собственно, эта голова вместе со всем остальным Зевсом, и не нужно ли срочно вытаскивать ее из Тартара? Что с Посейдоном и Амфитритой? Что с Герой? Что остальные олимпийцы? Кто еще участвует в заговоре?
Казалось бы, вывод напрашивался сам собой — поднимись и посмотри. Только бывшему Владыке отчего-то не хотелось высовываться. Тем, кто прибрал к рукам Олимп (а Аресу в одиночку это не провернуть), не очень понравится, когда из небытия появится бывший подземный царь со своими претензиями на трон.
На три трона.
Аид тихо фыркнул, представив весь ужас, который придется разгребать, если на его плечи вдруг лягут заботы о трех царствах. Конечно, трудности никогда его не пугали, но тут натурально придется пахать без отдыха столетиями. И Зевса с Посейдоном, опять же, потребуется чем-то занять — последнее, что ему нужно от жизни, это скидывать братьев в Тартар.
Итак, нужно вернуться.
А, значит, Аресу придется слезть с трона и вернуться к своим военным делам.
А вот что делать с Персефоной, с этим хрупким нежным цветком, оказавшимся на троне и изменившимся до неузнаваемости, Аид не знал. Слишком опасная, слишком холодная, слишком уязвимая.
В далекой Гиперборее, где бывший царь провел несколько столетий, зимы были холодными и снежными, и люди порой замерзали насмерть. Их находили весной — холодных, застывших, не тронутых тлением. Иногда казалось, что человека еще можно спасти, отогреть — но нет, душа уже покинула тело и стараться бесполезно. Все, что ты получишь в итоге, это груду быстро гниющего мяса.
Но, может, царица еще жива. Аид встречал и таких. Может, тепло верхнего мира, лета еще способно
