поиски. А теперь не двигайся, дай мне поработать.
Он перевязал ногу Пазела лоскутами ткани, дочиста вымытыми в реке, а Рамачни положил лапу на рану и произнес несколько ласковых слов. Восхитительная прохлада становилась все сильнее, но Рамачни предупредил его, что боль вернется.
— Я бы испугался за твою ногу, если бы этого не произошло, — добавил Болуту.
— Укус заживет, — сказал Рамачни, — но повреждения могут быть нескольких видов. Пасти огонь-троллей — это ужасные ямы, и я не могу сказать, какая мерзость таилась в той, что грызла тебя. Конечно, ты не единственный, кого укусили — Мандрик и Лунджа оба нуждаются в уходе, — но клык, который вонзился тебе в ногу, вошел особенно глубоко. Тебе придется не спускать глаз с этой ноги, много лет.
— Я буду рад, если доживу до таких проблем, — сказал Пазел.
Но слова мага затронули более глубокий страх, камнем лежавший у него под ложечкой.
— Рамачни, — сказал он очень тихо, — Нипс — вот тот, о ком я беспокоюсь.
— Он боится за Марилу и их ребенка, — сказал Болуту.
— Дело не только в этом, Болуту, — сказал Пазел, нервно оглядываясь на остальных членов группы. — Это разум-чума.
Болуту вздрогнул:
— Джатод, я тоже это почувствовал! Острый запах его пота, как от лимонной цедры. Я уже и забыл, на что это похоже.
— Ради счастья Рина, не говорите никому, — взмолился Пазел. — Только Таша знает. Даже сам Нипс не догадался.
— Я знаю о его состоянии, — сказал Рамачни. — Мы можем обсудить это подробнее после того, как ты уснешь.
— Ты можешь его вылечить?
Рамачни вздохнул:
— Пазел, твой друг поддался одному из самых мощных заклинаний, когда либо наложенных на Алифрос. Оно уже разрушило ум каждого человека к югу от Правящего Моря. Сама заклинательница оказалась бессильна его остановить. Прежде чем я попытаюсь сделать то, что не смогла моя госпожа, мне нужна будет помощь. Думаю, ты знаешь, где я надеюсь ее найти.
Пазел взглянул на Ташу. Он глубоко вздохнул.
— Да, знаю, — сказал он, — но ты ошибаешься. От Эритусмы не будет никакой помощи.
— Посмотрим, — мягко сказал Рамачни.
— Мне кажется, ты не понимаешь, — сказал Пазел. — Она не вернулась. Таша по-прежнему остается просто Ташей.
— Она никогда не была просто Ташей, мой мальчик, — сказал Рамачни. — А теперь я должен настоять на том, чтобы ты уснул.
Последнее слово упало на Пазела и... палец сна потушил пламя бодрствования. Пазел едва успел положить голову на камень, как его поглотил сон, блаженный и глубокий. В тишине поляны ему приснился тайфун и «Чатранд», снова мчащийся на север, подгоняемый бешеными ветрами, преследующий или уходящий от погони. Вся команда воссоединилась, как мертвые, так и живые, и капитан Роуз стоял на квартердеке, бушуя и жестикулируя, выкрикивая приказы, проклиная призраков. Пазел мок под проливным дождем, Таша была рядом с ним, ее глаза сверкали, как искры, ее бледная кожа сияла, как в ту ночь, когда они занимались любовью под кедром. И где-то в темноте корабля Пазел чувствовал, как Нилстоун пульсирует, распространяя смерть по кораблю, шторму и миру, как злобный дух, как огромное черное сердце.
Майетт поднялась на триста футов, прежде чем поняла, что не хочет умирать.
Она знала разницу между флиртом со смертью и жаждой смерти — всепоглощающим желанием умереть. Ей было знакомо последнее состояние, и однажды она едва не поддалась ему. Сейчас было по-другому. Желание уничтожить себя ослабевало с каждым ярдом, на который она поднималась.
Однако в тот раз она собиралась умереть всерьез. Запертая в затопленном трюме «Чатранда», пьяная в стельку, с разбитым сердцем. Ее спасла удача: удача и масалымские корабелы. Если бы слив воды с корабля задержали еще на четверть часа, они бы обнаружили, что ее тело закупорило насос.
Триста футов привели ее к самому нижнему слою листьев, где начинался ветер. Она держалась крепко, чувствуя все еще приятное жжение в мышцах, силу в руках, пальцах, лодыжках, которой не мог обладать ни один гигант. Она втиснулась в трещину, которая, подобно обратной молнии, тянулась вверх по стене башни. Странные птицы с криком кружили вокруг нее. Возможно они боялись, что она пришла за тем, что осталось от их выводка.
Альтернативой смерти была эта экспедиция, это пересечение битва-линий. Большую часть путешествия она провела, сражаясь с Энсил, Диадрелу и их друзьями-гигантами. Майетт, как и любой икшель, ненавидела людей, и, небеса знают, для этого была причина. Но основой этой ненависти была верность своему возлюбленному. Она прилипла к Таликтруму, племяннику Диадрелу, до его прихода к власти и осталась верна ему после. Когда он стал провидцем, Майетт спорила с сомневающимися, яростно настаивая на том, что он был именно тем, за кого себя выдавал. Слишком забавно. Все это время спор велся с самой собой.
Она не могла точно определить, когда произошла перемена. После огонь-троллей, конечно, и до катастрофы в лесу. Было ли это в ту ночь, когда ей приснилась смерть ее деда, и она проснулась в слезах, сбитая с толку, почти полминуты не в силах вспомнить, что оставила его целым и невредимым на «Чатранде»? Или когда гиганты оплакивали своих умерших, и ей негде было быть, кроме как прямо там, рядом с ними, наблюдая горе, которое выглядело и звучало для всего мира как горе икшель? Или в ту ночь, когда она увидела, как Таша и Пазел Паткендл ускользнули, чтобы заняться любовью, и последовала за ними, невидимая, конечно, и слегка разочарованная, узнав, что и у ее народа это получалось не лучше, чем у гигантов.
Четыреста футов, и край кратера стал виден. Пронизывающий ветер бушевал вокруг, пробуя ее хватку. Трещина сузилась: Майетт находила все меньше мест, куда можно было втиснуть свое тело, перенести свой вес. Теперь она могла видеть большие лохматые гнезда на вершине башни и одно серое крыло, широко распростертое, греющееся на солнце.
Когда бы это ни произошло, перемена была реальной. Теперь она стояла рядом с Энсил — и, да помогут ей небеса, гигантами. Людьми. Ей придется помнить, что нужно тайно ненавидеть их, напоминать себе о том, кем они были. Или же стать одной из них. Это был выбор Диадрелу и Энсил. Майетт никогда не зайдет так далеко, никогда не рискнет стать символом примирения рас. Но теперь путешествие принадлежало ей, и она отдаст больше,
