есть дела намного важнее. Если здесь и есть люди, то я смогу найти их внутри. Дверь станции была полностью покрыта льдом, петли давно заржавели, а с ручки свисали несколько внушающих сосулек.
— Наступают сумерки… Стало холодать.
Снег пушистыми хлопьями сыпал мне на голову. В округе не было слышно ни единого звука, кроме скрипов массивного сооружения и периодических всплесков воды, поднимающихся из протекающей рядом реки. Эта атмосфера была очень живой и мирной. При других обстоятельствах я бы остался здесь навсегда… Дернув ледяную дверь резким рывком, мои руки соскользнули, и я отлетел назад. Больше мне ничего не оставалось, и я достал свой небольшой топор.
Отбивая лед с петель в течение тридцати минут, я неслабо замерз, но дверь все же поддалась и открылась. Предо мной предстало пустое, пыльное и довольно темное помещение, явно пропитанное сыростью и вечной мерзлотой. Атмосфера была гнетущая, постоянно слышались скрипы старого металла и смещения плотины. Чувство прочности, которое она внушала ранее, мигом улетучилось… Казалось, что все здание вот-вот обрушится, и меня унесет течением вместе с огромной грудой метала. Все было в пыли, но это не мешало осматривать обстановку сооружения. Обычное техническое помещение, куча непонятных труб, проводов и одинокая лестница наверх. Местами был намерзший лед, где-то капала вода…
Преодолевая ступеньку за ступенькой, слышался неимоверно громкий скрип. Ступени прогибались, издавая режущие звуки старости. Вскоре свет перестал проникать в помещения, и мне пришлось зажечь керосиновую лампу, неплохо освещающую мне путь. Керосина хватит часа на два, так что я мог не переживать, что заблужусь в непроглядной тьме.
Выйдя на верхней плотине, мне в глаза бросились пара мощных генераторов и довольно большое по размерам помещение. Повсюду лежали железные части станции и разного рода инструменты.
Создавалось ощущение, что это место просто бросили, как в фильме про конец света. Будто люди бежали, спасаясь от неминуемой гибели. Продвигаясь дальше по станции, мне казалось, что становится все холоднее и холоднее, но я все спихивал на сильное оледенение станции, которое так и не смог объяснить логичным путем, хотя некоторые догадки у меня все же были…
Войдя в комнату управления турбинами и не найдя прохода дальше, я устроился на довольно удобном столовом диванчике, удачно попавшемся мне под руку. Меня все не покидала мысль о следах… Снег шел за пару часов до того, как я пришел на станцию, значит, некто побывал тут не так давно. Если они здесь, то не будут ли они опасны? На это вопрос мне еще предстояло ответить…
На секунду я закрыл глаза… Скрипы и завывания стали, прохлада и одиноко горящий фонарь, я наслаждался этой атмосферой, хоть иногда нужно позволить себе отвлечься от всех проблем и немного уделить времени отдыху. Но, увы, керосин был не вечен, и времени у меня в целом было не сильно много, так что я уже хотел продолжить осматривать оставшиеся коридоры, как вдруг меня привлек одиноко стоящий проход, находящийся за огромным трансформатором. Подойдя ближе, я увидел надпись, небрежно прикрепленную к двери: «Уважаемые работники станции, в связи с ухудшением погодных условий и участившимися критическими температурами, просьба не выходить в нижние технические помещения. Также будут открыты люки экстренной эвакуации и запасные входы в верхние технические помещения. Напоминаем, что компания не несет ответственность за полученные на ГЭС травмы, и страховка выплачена не будет. С уважением, администрация ГЭС: “Серебряный Лебедь”».
Сама дверь оказалась заперта, и ни один ключ из моей связки, увы, не подошел. Оставив попытки пройти дальше, я решил до конца осмотреть оставшуюся часть этажа, а после вернулся в генераторные помещения, откуда спустился обратно на средний уровень.
Идя в самый конец станции, я замечаю еще одну дверь, по всей видимости, ведущую в те самые технические помещения, а рядом — заветный коридор с дверью в конце, на которой торжественно по центру располагался потертый красный крест. Невозможно было описать мою радость в тот момент. И вот я уже торжественно открываю двери и… Закрыто?
Почти ни одно помещение станции не было перекрыто, да даже единственной преградой в саму ГЭС был намороженный лед на двери, но вовсе не замок. В итоге мне пришлось перебирать каждый ключ, и по иронии судьбы подошел самый последний — маленький, немного поцарапанный ключик.
Я снова дергаю ручку, и в сопровождении пронзительного скрипа дверь распахнулась. Пол в медицинском кабинете тоже буквально уходил из-под ног, как будто под ним был не тяжелый металл, а размывающая дамбу река. Очень сухая, пыльная и небольшая комната, ничего необычного. Повсюду стоят тумбочки и стеклянные шкафы, вдоль стенок расположились койка, пара умывальников и старый врачебный стол. Это была прекрасная возможность набрать различных лекарств, конечно, большая часть уже давно не годна к использованию, но бинты и обезболивающие были в хорошем состоянии. Удивительно, что все это пролежало здесь так много лет, и никто даже не притронулся ни к зданию, ни к вещам и лекарствам. В такие моменты невольно в голове возникают представления тех ужасов, что здесь могли происходить, но даже думать об этом больно, так что стоило продолжить сбор лекарств и побыстрее отвлечься от тяжелых мыслей.
— Фух, наконец-то, думаю, больше брать смысла нету, — проговорив себе под нос, я развернулся и, уже собравшись идти дальше, резко остановился.
Очень тихий, почти неразличимый звук, смешивающийся с постоянными скрипами станции. Очень знакомый, навивающий страх и неприятные воспоминания, отпечатавшиеся у меня в памяти до конца моих дней. Голос… Это точно был голос, голос человека, которого я видел всего один раз в жизни, и уже при первой встрече этот человек выстрелил в меня несколько обойм патронов, а после отправил в полет из самолета.
Это был голос моего убийцы, который был со мной на одном лайнере, его я не перепутаю ни с чем, я ясно помню его крик, крик, наполненный злобой и непреодолимой жаждой убийства. Я замер, воздуха резко стало не хватать, дыхание перехватывало, мне было страшно, очень страшно, что я даже боялся сделать вдох. Ни на секунду я не мог расслабиться. Если я пошевелюсь, то уже не смогу спастись…
— Как, как он выжил? Как это произошло? В самолете летело четыреста пассажиров, а выжил именно он? Но даже так я понимал, если этот человек был со мной в одном отсеке, а тем более он был причиной падения самолета, то, скорее всего, у него был заранее приготовленный парашют. Даже если так, он профессиональный убийца, такой человек будет готов ко всему… Но стоило мне чуть
