и завтра будет казнён. Он обвиняется в осквернении святыни, два дня назад, в ночь после неудачной облавы, когда все силы были брошены на ваши поиски, он разгромил гробницу Святого Ёльма. Мы не смогли добиться от него никаких объяснений, возможно, это удастся вам.
Орис покрылся холодным потом. Не смогли добиться… Перед глазами встала картина страшных пыток, виденная им однажды в первый год обучения в Церковной школе.
Ориса бросило в жар, он повернулся и в упор посмотрел в лицо герну. Высокий лоб, тёмные, вьющиеся волосы до плеч, взгляд выдавал усталость, но никаких эмоций Орису увидеть не удалось. Герн, владетель печати Осеи, именно он приведет приговор в исполнение. Ему дано непререкаемое право Церкви — право отнимать жизнь.
— Это какое-то недоразумение, дед верующий человек, он не мог осквернить святыню!
— У нас есть свидетель, вы можете поговорить с ним, я провожу, — сказал герн.
Орис кивнул.
— Прошу вас не злитесь на меня господарь, я клянусь вам матерью моей, непутёвой, что я это своими глазами видел, — клялся мальчишка. — Накануне он просил показать ему город, ну я и показал! Мы гробницу ходили смотреть, он меня после ещё серебряным одарил, а потом спросил, есть ли ход потайной из города? Ну, ход то есть, да там даже крысы не живут! Но он мне золотой пообещал, если я ему вход туда покажу! Я всю ночь ворочался, спать не мог, а потом решил, что врёт он, нет у него никакого золота! Дьяр он, шарлатан и фокусник, где ж ему золото то взять? — мальчик на секунду отвел взгляд, но рассказ продолжил. — Я пошёл к нему, вижу, а он через чёрный ход сбегает, ну я за ним. Вижу, он в гробницу, ну, думаю, может помолиться пошел, благословения попросить, а он рукава закатал, огляделся, схватил палку свою и как начал всё громить. Я от страха сам не свой стал, сижу и трясусь за колонной, думаю, вот-вот небеса разверзнутся и Создатель испепелит старика!
Мальчишка перевёл дыхание, закусил дрожащую губу и с сомнением посмотрел на герна. Тот кивнул продолжать. Мальчик всхлипнул и снова заговорил.
— А потом чудеса какие-то начались. Одна из статуй, она вдруг… ну… засветилась вся, руки над головой воздела, будто молиться собралась и тут же рассыпалась пеплом… Ну, тогда я не выдержал и бросился прочь оттуда.
Орис не знал, что и думать, мальчишка переминался с ноги на ногу, заикался, глотал слова, глаза у него от страха были огромные, но лжи Орис не чувствовал. Грызли сомнения, но чем больше Орис слушал, тем больше верил, даже скорее просто знал, что именно так и было, и как не крутил, ничего путного не выходило. Зачем деду громить гробницу?
— Не понимаю, — сказал Орис и нахмурился.
— Правду мальчишка говорит? — спросил герн и выжидающе посмотрел на него. — Что говорит ваш дар, грамард? Суду бы не помешало ваше профессиональное мнение, если вы на него способны.
Ориса снова бросило в жар. В грамоте были указаны его привилегии, он владел “устами правды”, что давало ему право свидетельствовать в суде.
— Мальчик уверен, что видел то, о чем рассказывает, — аккуратно ответит Орис, оставив себе лазейку.
— Господари меня отпускают? — спросил мальчик.
— Насчёт статуи, — герн перевёл на свидетеля немигающий взгляд. — От страха всякое может привидеться.
Мальчишка сначала упрямо замотал головой, но вдруг зрачки его расширились, он понял на что намекает герн и быстро закивал. Герн жестом отослал его из зала. Проходя мимо Ориса, мальчик шепнул ему:
— Она пела, клянусь Святыми мощами, да чтоб меня Хатт в себе забрал, если я вру, она пела! Как священники в церкви поют, так и она!
— Пошёл вон, — грубовато прикрикнул Орис и отвернув голову, чтобы герн не видел, подмигнул мальцу. Тот спрятал улыбку, как медяк в рукаве.
— Как скажете, всемилостивый дарь. Знать ничего не знаю, видеть ничего не видел, — мальчишка поклонился и выбежал из комнаты.
Орис переглянулся с герном, но тот лишь пожал плечами, баснями его не удивишь.
— Воображение у паренька богатое, — сказал герн. — Или может, ар Серат, колдун?
Он выплюнул это слово, как жабу, скривившись от отвращения. Все эти деревенские колдуны, ведьмы, прорицатели, шаманы — самоучки и другие шарлатаны, вызывали у аристократии приступ болезненного презрения. Ориса передёрнуло, но он сдержался, есть вещи с которыми надо просто смириться.
— Он разбирается в травах, но не более, насколько я знаю, он простой человек. Он спас меня, подобрал на улице в зимние холода, я у него в долгу.
— Да вот не совсем, как оказалось, простой, да? Вам повезло, что за вас поручилась Церковь, так что держите свою благодарность подальше от судейской скамьи. И помните, это ваш долг. А теперь пойдём, навестим вашего простого человека и спросим, зачем ему громить священное место.
Орис без всякого дара чуял, что он не нравится герну, но придраться было не к чему. За спиной Ориса, как крепость, стояла Церковь, против которой не будет выступать даже владетель Осеи, благословлённый убивать.
Сосредоточившись на боли в рёбрах, Орис шагал вслед за герном по узким, сырым коридорам подземелья, трепыхался огонь факела, дышалось тяжело. Боль отвлекала и мешала думать. Преодолев переплетение коридоров, они спустились по широким, щербатым ступеням в просторное помещение. Стражники, присевшие отдохнуть, суетливо вскочили. Герн махнул факелом и приказал:
— Открывайте!
Стражники нервно загремели ключами. Орис на секунду закрыл глаза и прислушался к себе. Внутренний голос молчал, сердце билось ровно и спокойно. Услышав, как тяжёлую металлическую дверь распахнули, Орис открыл глаза. В свете факелов просматривались четыре стены, плесень по углам и трещины на сером камне.
Камера была пуста.
К удивлению Ориса, герн грязно выругался и скомандовал:
— Побег! Поднять всех по тревоге!
Замок превратился в разбуженный улей. Крики, гомон, лязг оружия, герны обыскали каждый угол, каждый пыльный закуток, где даже мышь не спрячется, но деда так и не нашли. Серат как сквозь землю провалился.
Пока шли поиски, Орис сидел в главном зале, глядя на равнодушное, жаркое пламя. День медленно, но верно катился к закату, а во рту у него и крошки ещё не было. От безделья он слушал монотонные разговоры придворных магов. Троица явилась при полном параде, в серебряных мантиях, пряча сморщенные ладони в широких рукавах. Все худые, невысокого роста, с белыми головами, они казались Орису братьями. Изучив камеру и коридоры подземелья, они в один голос заявили, что следов магии нет. Правда, это не помешало им строить одну безумную теорию за другой. Орис слушал и диву давался.
