перед дальней дорогой?
— Угу, — промычал я в ответ, без всякого желания поддерживать дальнейший разговор.
— А куда пойдешь? В Хареву?
— Угу, — хороший собеседник попался, сам спрашивает, сам и отвечает.
— Лодка то есть? Говорят у татей отобрал?
— Угу.
— Лодка это хорошо, — поддержал ещё один мужик — Без неё никак бы не добрался, Харева ведь на другой стороне реки…
Это точно, — включился в разговор третий, — На другой, так что без лодки не добраться, ну или зимой по льду. Но сейчас льда нет, поэтому только на лодке.
Мы ещё немного посидели, побеседовали в том же духе, а потом взялись за веники и хорошенько отхлестали друг друга, после чего в благостном настроении поднялись наверх.
В этот момент раздался громкий голос:
— Стол накрыт, прошу Крепов и гостей рассаживаться, — Это Добрята, первый старейшина племени, взял на себя роль тамады на моих похоронах.
Мы с отцом поднялись и прошли к столу, заняв причитающие нам места — я сел с торца, отец сел слева, а Добрята занял место справа. Волхв Занох разместился на противоположном от меня торце. После того, как все мужики расселись (женщинам здесь места не было), старейшина вновь взял слово:
— В трудную годину мы собрались за эти столом. По возрасту отрок, по делам своим взрослый муж Скорогаст из рода Крепов, закончил жизнь свою среди миролюбов и покидает нас. Так проводим же его достойной тризной! Вкусим пищу от щедрот Мокоши и помянем Скора добрым словом!
Закончив речь, Добрята сел, и мужики тут же потянулись с блюдам с едой. В честь моих похорон Крепы забили двух поросят, поэтому мяса на столе было предостаточно, кроме того здесь были купленные у голядинов глухари, тетерева и зайцы, свежая и пареная репа, зеленый лук, хлебные лепешки и множество кувшинов с квасом.
Алкоголя не было. Водку и самогон ещё не изобрели, ромейские вина слишком дороги для миролюбов, а собственный слабоалкогольный напиток, называвшийся пивом, а по сути являвшийся перебродившим квасом или слабой брагой, надо ставить заранее — хотя бы дней за пять. По этой причине свадьбы здесь сопровождались попойками, а похороны, как правило, были безалкогольными.
После того, как гости пару раз откусили и прожевали, по заведенной традиции поднялся мой отец и сказал:
— Сын мой получил имя Скор за то, что быстро родился, да и потом всегда оправдывал это имя… — отец ещё несколько минут рассказывал о моих детских шалостях, болезни, как я помогал по хозяйству и работал в поле, а потом стал добывать жемчуг, закончив свою речь словами, — И теперь он во власти Мокоши и других богов!
Гости его послушали, покивали, а потом опять немного поели, после чего поднялся старейшина Крепов дед Гуня, который не стал растекаться мыслью по древу, а лишь произнес:
— Пусть Мокошь будет благосклонна к Скору!
И пошло-поехало: немного поели, потом встает гость и говорит какие-либо добрые слова в мой адрес, потом опять поели, и так далее. В основном говорили коротко, но находились и те, кто толкал довольно пространные речи. Признаться, мне было довольно необычно присутствовать на собственных похоронах и слушать поминальные речи в свой адрес. Даже как-то жалко самого себя стало. Так прошло примерно два часа, за которые стол полностью освободился от еды, после чего я вышел на середину поляны, а женщины стали водить вокруг меня хоровод, сопровождая его заунывными песнями:
Ой зачем ты Скорушка покидаешь нас?
На кого ясный сокол оставляешь нас?
Как жить будем мы без тебя?
За что боги так наказали нас?…
Пока женщины водили хороводы, мужики сложили костер, по форме похожий на погребальный, но меньше раза в четыре, и волхв поджег его с четырех сторон. После чего все присутствующие выстроились в очередь и стали по очереди подходить ко мне и целовать в щеки со словами: «Прощай, пусть Мокошь будет милостива к тебе!». Лишь только Бела тихонько шепнула: «Береги её!». Последними подошли отец и мать, которая повисла у меня на плечах и несколько минут рыдала в полный голос. А после того, как она проплакалась, и отец, обняв за талию, отвел её в сторону, волхв подошел ко мне, острым ножом отсек прядь волос, бросил её в костер и громко объявил:
— Скорогаст Крепов умер! Больше его нет с нами!
После этих слов, все присутствующие отвернулись от меня — нельзя живым встречаться взглядом с мертвыми. А я подошел к своему туесу с закрепленным на нем луком, закинул его за плечи, взял в руки копьё, и корзину с провизией, которую приготовила мне мать, последний раз оглянулся на родную деревню и пошел прочь.
Глава 6
Пройдя метров сто по лесу, я увидел дожидавшуюся меня Свету, у которой в руках было две большие корзины.
— Что это такое?
— Мама собрала в дорогу еды и одежду.
— Донесешь? Тут идти долго, а у меня руки заняты.
Девушка уверенно кивнула:
— Ага, я сильная!
— Ну-ну, — я скептически смерил взглядом её хрупкую фигуру, — Тогда бери свою поклажу и двигай следом.
Света пристроилась сзади, и я двинулся по тропинке, размышляя о том, какой скандал будет в племени, когда обнаружится, что она сбежала вместе со мной. Вряд ли Добрята со Святославом будут распространяться о своих договоренностях, поэтому всё будет выглядеть так, будто я у своего родного брата увел невесту. Ну да и хрен с ними. Хотя этих отца и мать после восстановления памяти я уже не воспринимал в качестве настоящих родителей, чужими я их назвать тоже не могу. Однако сейчас мы расстались навсегда и в прошедших театральных похоронах есть огромная доля истины. Теперь я должен строить свою жизнь не оборачиваясь назад.
Из раздумий о парадоксальности бытия меня вырвала просьба Светы:
— Скор, скажи, нам ещё далеко идти? Давай отдохнем, а то я устала!
Ну вот, начинается!
— Если мы будем отдыхать, то не успеем дотемна выйти к берегу, а ночью по лесу идти очень сложно! — ответил я девушке, останавливаясь.
Осмотревшись по сторонам, я выбрал подходящую рябину и срубил её одним ударом топора, затем очистил от веток и отделил тонкую верхнюю часть. Оставшийся ствол длиной около двух с половиной метров я продел под ручками трёх корзин (одна из них была моей), после чего один конец ствола положил себе на плечо, а другой водрузил на свою спутницу.
— Ну как? — спросил я девушку.
— Ой, так намного легче, — с радостью в голосе ответила
