Он смотрит с тем мрачным отчуждением, что и раньше. До бассейна.
Не знает. Не понял. Чудесно.
«Как же хорошо, что я себя не выдала!», – в который раз радуюсь я.
И все равно заливаюсь аварийным жаром смущения.
Не лови мои сигналы SOS… Пожалуйста, не лови…
Далеко. Не заметит. Ну, или посчитает, что я, несмотря на тонну защитного крема, все-таки обгорела. А на это ему тоже плевать.
Вот бы еще не смотрел так…
– Что «вообще»? – напоминает о себе Лия.
Разрываю этот странный зрительный контакт и обещаю себе, что больше в сторону пирса до конца дня не взгляну.
– Я сразу же пожалела, что повелась на эту идею. Наверное, вино голову вскружило и… – запинаюсь, потому что воздуха резко не хватает. Кажется, будто Чарушин снова смотрит и, что особенно параноидально, слышит, что я тут вещаю. – Не то чтобы я не хотела… Хотела, конечно… Просто… М-м-м… В тот момент я необоснованно поддалась иллюзиям, словно у меня есть шанс что-то исправить, – с тягостным вздохом всю свою печаль выплескиваю. – А это ведь невозможно, – развожу руками и смеюсь. Сама над собой. С той же горечью. – Уф, Боже… – убираю волосы с лица и, прочищая горло, принимаюсь чрезвычайно сосредоточенно рассматривать налипший на коленки песок. – Поэтому и радуюсь тому, что ничего не сказала.
– Зря ты так, Лиза Чарушина! – выпаливает Лия. – Ой, сорри… Ты еще Богданова, да?
Я лишь оторопело пялюсь на нее, пока в глазах не возникает резь, а в легких – жжение.
– Это шутка, если что… Ну, ты же не обиделась? Я иногда ляпаю. Исключительно в благих целях.
– Ладно, я поняла, – бормочу я, старательно регулируя все сбившиеся маркеры. – Ничего страшного.
– Чарушин, вероятно, думает, что целовался с тобой, – предполагаю, делая вид, что меня это не ранит. Ветер снова разбрасывает волосы, занятное дело их ловить. Сцепив пряди пальцами в жмут, осторожно смотрю на Лию. – Ты же позвала его на разговор и ушла в дом первой?
– Угу, – хмыкает та. – Как только он сказал, что придет к бассейну, я сбежала. Потом из кухни видела, как он прошел через гостиную к лестнице. Где-то минут через пять после нашего разговора.
– Ну и супер!
«Да, именно так! Все хорошо!» – вот бы еще не приходилось себе об этом напоминать.
– Угу... Супер…
– Жаль, что ты уезжаешь раньше нас. Сонька дни напролет с Сашкой. Снова я одна буду… – вздыхаю, не скрывая огорчения. У меня никогда не было подруг, а в Лии вот так вот неожиданно я будто родственную душу почувствовала. – Точно до утра не можешь остаться?
– Не могу, – говорит это и забавно квакает, абсолютно не заботясь о том, как это выглядит. Смеюсь, потому что меня восхищают ее непосредственность и открытость. – Я же говорила, что к бабушке нужно заехать? В общем, она у меня с прибабахом. С огромным таким прибабахом! – скривившись, закатывает глаза. – Не приеду, весь регион на уши поднимет!
– Понимаю.
– Ну, вот…
Лия направляет взгляд в сторону пирса, я же заставляю себя сохранять неподвижность. Но в этот момент подруга прыскает и заходится таким громким смехом, что я просто не могу не полюбопытствовать, что ее так развеселило.
– Ну и индюк этот Фильфиневич! – восклицает она.
Подключаюсь к ее хохоту, едва вижу парня. Он, очевидно, решил, что пирс – это подиум. Вышагивает экспрессивнее самой крутой манекенщицы.
– Нет, я понимаю, что это несерьезно… – захлебывается Лия. – Но, блин, какой же кринж!
Против ее заливистого смеха нет возможности устоять. Если бы не Чарушин, на которого я, конечно же, нарываюсь взглядом. При контакте с ним не то что смеяться, дышать не могу.
– Пойдем уже, да?.. – бормочу всполошенно. Быстро встаю, подбираю свои вещи и, не дожидаясь Лию, направляюсь к дому. – Пойдем, пойдем… – молочу на ходу.
Еще несколько часов проводим вместе. А вечером я, ожидаемо, остаюсь одна. И вроде бы толпа кругом, но я с ней никак не сливаюсь. Особняком вне своего желания нахожусь.
Чарушин на меня не смотрит. Перед собой отрицаю, однако… Расстраивает меня именно этот факт. Он беседует то с парнями, то со своей Протасовой… А обо мне и не вспоминает.
Лишь когда мы в какой-то момент оказываемся вдвоем в доме – я возвращаюсь из туалета, он выходит с пивом из кухни – на мгновение пересекаемся взглядами. На мгновение, потому что я дольше не выдерживаю. Мне и пары секунд хватает, чтобы почувствовать себя так, словно меня сбило штормовой волной.
Жду, что Чарушин пройдет первым через дверь на террасу. Шагает ведь быстрее меня. Но перед выходом Артем вдруг останавливается и пропускает меня. До этого проем казался мне широким. А тут не только он, все огромное помещение словно сжимается.
Пока крадусь мимо него, невольно прижимаю к груди ладони, будто только таким образом и возможно удержать за грудиной сердце.
Уже в дверях Чарушин, совершая какое-то ленивое движение, надвигается и теснит меня к противоположной стороне рамы.
– Бум, – выдыхает глухо мне в висок.
Я, конечно же, вздрагиваю и покрываюсь мурашками. Рвано вздыхаю и, не поднимая взгляда, буквально вылетаю на улицу. Спешно занимаю свое место и сразу же тянусь за стаканом с водой.
Сегодня вся компания пребывает в полуспящем режиме. Танцы не устраивают. Но и расходиться не торопятся.
– Кому это вообще интересно? – улавливаю необычайно рассудительный тон Тохи. – Делиться друг с другом, кому, когда первый раз дали? Фуфляк же.
– Для тебя, может, и фуфляк, а мне интересно, – парирует Протасова. – Я в одном научном проекте участвую и…
– Участвуй без нас, – снова затыкает ее Шатохин.
– Ты перестанешь за всех расписываться? – психует Вика.
– Нет, не перестану, – изрекает тот самодовольно. – И да, встречный вопрос тебе, фрог[2]. Тебя саму во сколько вскрыли? Чего молчишь, очами хлопаешь? Неохота перед всеми трусы снимать? То-то же.
Я нервно ерзаю на стуле и зачем-то смотрю на Чарушина. Изначально просто удивляюсь, что он не вступается за Вику. Но, стоит нам встретиться взглядами, тотчас о ней забываю.
По телу разлетается дрожь. Очень трудно это скрыть. Кажется, что визуально заметно, даже без каких-либо особых передергиваний. Каждый сантиметр кожи в пупырышках. Как выясняется, мурашки бывают разных размеров. И мои сейчас – самого крупного калибра. На контрасте с темной тканью платья капитально выделяются. Особенно в районе декольте. Наверное, потому что там очень нежная кожа.
Я снова таращусь на блестящую поверхность стола. И надеюсь, что Чарушин тоже переключил внимание на что-то другое.
