из ямки, в круг становишься… Если никто не попадает, так и сидишь.
Но настал момент, когда у мальчиков появилась настоящая любовь и особая забота! И в данную закрытую сферу их жизни девчонки допущены так и не были.
Этой любовью стали кони.
В деревне Чудской Бор находилось отделение совхоза — то есть «советского хозяйства», в отличие от колхоза — «коллективного хозяйства». Чем обычно владел совхоз, что у него было? Обширные государственные поля, которые засевались зерновыми культурами, например, рожью, или засаживались картофелем, овощные плантации, в основном под морковью и капустой, техника (это еще до МТС, общих для целого района машинно-тракторных станций), птичник, склады и обязательно скотный двор, где содержались животные. И в Чудском Бору был такой двор, а там — коровы и кони. Точнее, тут у коней было отдельное помещение, целый конный двор. Машин и тракторов в послевоенные 1950-е годы еще не хватало, поэтому земледельцы сохраняли, как могли, «гужевой транспорт», то есть конское поголовье, на котором и пахать, и сеять можно было, и продукты возить на телегах, и семена, и урожай, и людей.
Ученики первого, второго, третьего класса однажды осмелели и затаив дыхание подошли к лошадям.
— Ну, чего остановились? — спросил конюх. — Вот ты, дяди-Ванин внук.
— Я Гена.
— Боишься, Гена? Ты не бойся. Хочешь погладить лошадь по мордочке — погладь. Осторожно, чтобы не обидеть. Вот так. На кусок хлеба, дай ей.
Гена не верил своему счастью, и если о каких деревенских удовольствиях и пожалел вслух, переезжая в Ленинград к маме, которой «генерал выбил наконец 11-метровую комнату с балконом», то это о живущих в Чудском Бору лошадях. Они так и остались для него огромной любовью на всю жизнь.
Мама, которой он сказал про это, успокоила его:
— Сынок, ну мы ведь не насовсем уезжаем. На каникулы будешь к дедушке с бабушкой приезжать и увидишь своих коней.
Так и вышло. Из года в год, из лета в лето Гена Селезнёв возвращался на летние школьные каникулы в Чудской Бор, спрашивал у родных, кто из его друзей сейчас здесь, заглядывал к ним и шел, один или вместе с ребятами, на конюшню. Когда дети повзрослели, им разрешили не только смотреть на лошадей, но и ухаживать за ними, пасти их в поле, играть с ними и даже садиться на них. Каждый из мальчиков выбирал себе коня и ухаживал за ним. Наконец, им разрешили выйти с ними в ночное.
Выйти в ночное? Что-то очень хорошо знакомое всем русским.
«…Я ошибся, приняв людей, сидевших вокруг тех огней, за гуртовщиков. Это просто были крестьянские ребятишки из соседних деревень, которые стерегли табун. В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют у нас на ночь кормиться в поле: днем мухи и оводы не дали бы им покоя. Выгонять перед вечером и пригонять на утренней заре табун — большой праздник для крестьянских мальчиков».
Тургенев, «Бежин луг», 1851 год, произведение из обязательной школьной программы по русской литературе. Человек заблудился. Увидел мальчиков, коней, собак, подсел к костру, перекинулся с детьми парой слов, а потом улегся под куст и стал глядеть вокруг… Писатель прислушивался к разговорам пяти крестьянских детей, чтобы потом не только написать об этом рассказ, но и создать типы русских людей, которые получатся из этих мальчиков, когда они вырастут. Федя, надменный наследник деревенского богатея. «Славный мальчик» Павлуша — умный, знающий, сильный защитник и вожак. Работящий наивный Ильюша. Застенчивый и грустный Костя. Романтик Ваня. Характеристики на все времена! Но вырасти повезло не всем. В конце рассказа Тургенев с искренним сожалением упоминает о гибели Павла в том же году: «Он не утонул: он убился, упав с лошади».
Гена Селезнёв, как и множество юных читателей, мальчиков и девочек по всему Союзу, не мог не заметить этих главных и очень притягательных черт характера героя рассказа «Бежин луг» Павла — серьезности и надежности. Именно в том возрасте взросления Гена, знавший от матери, что его отец был пограничником, начал мечтать о том, чтобы стать военным, офицером, потому что начал ощущать в себе, что он защитник по жизни.
В разговорах у тех ребят в Ленинградской области, между прочим, не могла не присутствовать тогда некая внутренняя детская убежденность в безусловной правоте своей страны. Так что же было той неосознаваемой политической подоплекой жизни, нерушимой базой хорошего отношения к стране и власти у подавляющего большинства детей послевоенного поколения?
Вспомнить и перечислить нетрудно.
Это было счастье от того, что они живут в другой, новенькой, не капиталистической стране, в которой нет ни помещиков, ни капиталистов, то есть чужих для народа людей, угнетателей, о которых они знали из произведений русских писателей.
Была гордость от того, что мы победили в страшной войне, что дошли до Берлина, что наша армия и наши бойцы — лучшие в мире. День Победы к тому времени был уже объявлен официальным праздником, но выходным он не являлся, потому что очень много было еще молодых, работающих участников войны, а страну надо было восстанавливать, и на счету был каждый рабочий день и каждый человек.
Радостное ощущение как равенства, так и общности окружающих людей; для многих это было (и остается) чувством Советской страны как большой семьи.
Невероятное ощущение спокойствия, справедливого устройства жизни и защищенности благодаря тому, что в обществе не было — по определению! — откровенных поводов для зависти. Скромность, но при этом разумная достаточность потребления обеспечивала приятное равенство людей без каких-либо деклараций.
Всеобщее презрение к бездельникам, тунеядцам, пьяницам и спекулянтам.
Постоянство и даже регулярное снижение цен, и отсюда — общая стабильность, чувство будущего. (Там, в послевоенном социализме, ты изначально был человеком, пусть даже в ранге «единицы», по Маяковскому, а «здесь», после реставрации капитализма, должен постоянно доказывать это. Некоторые устают.)
Бесплатное обязательное школьное образование; доступное для всех (по способностям) высшее образование; бесплатное медицинское обслуживание с его бесконечными прививками — обязательными вакцинациями, обследованиями, правилами гигиены на плакатах, надоедавшей всем диспансеризацией, путевками в санатории, которых строилось всё больше и в которые рабочих и служащих отправляли почти «за так»; бесплатные государственные квартиры с совершенно незаметной для семейного бюджета квартплатой, на которые не могли рассчитывать алкоголики и бракоделы; обязательные, приемлемые по размерам пенсии для работавших всю жизнь трудолюбивых бабушек и дедушек и социальные пенсии для тех, кто не имел достаточного стажа, — всё это было и составляло солидную основу для уважения своего государства и себя в нем.
В результате социализм, наследие Великой Октябрьской социалистической революции, — разумеется, «исправленный» социализм,
