Для девочки это оказалось последней каплей. Нервы ее не выдержали, и она разрыдалась.
– О, Феба, извини меня, пожалуйста.
Опешившая от двух потрясений подряд, Габби вскочила, чтобы обнять ребенка, но сделала это крайне неловко и толкнула кресло, на котором сидела. Кресло не устояло на тонких веретенообразных ножках и покачнулось. Габби попыталась его поймать, но промахнулась, наступив ногой на подол своего платья, и упала лицом вниз, прямо на колени Квила.
Это была необыкновенная сцена с великолепным шумовым сопровождением!
В тот же момент Кодсуолл, поднырнув под кресло, сумел схватить его за спинку, но не удержал. Кресло таки упало, и дворецкий вместе с ним. Раздались впечатляющие звуки – треск расколотого дерева и сдавленное хрюканье.
Люсьен, давясь от смеха, подхватил на руки Фебу.
– Ну, маленький цыпленок, – произнес он нежным, убаюкивающим голосом, будто знал ее не один год, – объясни мне, почему ты плачешь из-за какого-то пятна?
Он направился в другой конец комнаты, с удовольствием прижимаясь щекой к мягким кудряшкам, а Феба сквозь рыдания сердито перечисляла свои трагедии. В ее рассказе смешались в кучу и мама, и платье, и няня. Потом к этому прибавилось еще и чайное пятно, а также что думает ее няня о маленьких девочках-грязнулях.
Габби, свалившись на Квила, извивалась как змея в отчаянных попытках найти устойчивую опору для ног. От унижения она была готова умереть. На глазах у нее выступили слезы.
Руки Квила плавно сомкнулись на ее плечах. Одним махом он поставил ее на ноги и встал сам.
Она не смела поднять на него глаза. Ее лучшие перчатки были в отвратительных желтых пятнах. Такие же пятна украшали лиф ее лучшего платья. Вдобавок вставка на подоле в виде греческого меандра была оторвана и волочилась по полу. Теперь Квил, должно быть, подумает, что его невестка – совершеннейшая растяпа. Сильные пальцы сжали ее локоть.
– Ну что, объявим перерыв? – услышала она. – Наше присутствие за столом сейчас излишне.
К ее удивлению, ресницы Квила подрагивали от смеха. Она перевела взгляд на стол. Там уже все убрали. Слуги сгрудились вокруг Кодсуолла и пытались поднять его на ноги. Габби побледнела.
– Кодсуолл что-то себе повредил?
– Я полагаю, он просто неловко повернулся во время своего стремительного броска, – хмыкнул Квил. Видя, что она по-прежнему встревожена, он добавил: – Вы не находите, что слуги сейчас похожи на зубодеров-практикантов, которые не знают, как подступиться к сопротивляющемуся пациенту?
Габби наморщила нос.
– Вы смеетесь надо мной, сэр?
– Ни в малейшей степени! – уверил ее Квил, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Я никогда не позволил бы себе такой неучтивости. Вы знаете, инциденты, подобные этому, обычно случаются с теми, для кого приличие – закон жизни. Возможно, гордость Кодсуолла пострадала, но сам он невредим.
Дворецкий к этому времени уже вполне уверенно держался на ногах и отряхивал и одергивал свой черный сюртук, доводя его до привычного совершенства.
Габби оглядела себя.
– Ну а я, уж наверное, теперь никогда не смогу вас убедить, что я прирожденная леди, – безнадежно проговорила она.
Искрящиеся весельем глаза Квила прожигали ее насквозь. Согретая их теплом, она улыбнулась.
У Квила кружилась голова от пережитых ощущений. Еще бы! Счастливое провидение неожиданно шмякнуло ему на колени эту рыжую кошку – округлую и мягкую как воск. Он сдавленно засмеялся, а Габби в ответ разразилась громким хохотом.
Такими и увидел их Питер, когда вошел в гостиную.
Глава 3
Услышав звук открывшейся двери, Габби быстро повернулась. В первый миг она не сообразила, кто стоит перед ней в каких-нибудь десяти шагах. От смешинок в глазах Квила по ее телу побежали мурашки.
Когда она взглянула на того, кто стоял в дверях, лицо ее вытянулось.
Это был Питер. Ее будущий муж. Габби хотела шагнуть к нему, но передумала. А вдруг это… Да нет, это, конечно же, Питер. Его глаза. Карие, довольно приятные.
Каштановые у него волосы или нет, она не разобрала, так как он был сильно напудрен.
На нем был темный сюртук с расшитыми лацканами. Точно такой же узор украшал воротник и манжеты. А жилет! Это было что-то неописуемое. Шелк макового цвета с вышитыми на нем полевыми цветами. Тончайшее кружево манишки красиво дополнялось золотой каймой и спадающими с обеих сторон шеи шнурами, тоже золотыми. На ботинках блестели большие серебряные пряжки. Носки поражали необыкновенной белизной.
Габби даже рот открыла, но тут же опомнилась.
Сердце забилось так часто и сильно, что его удары резонансом отзывались в горле.
Ее будущий супруг не произнес ни слова. Он просто стоял и смотрел на нее, держа в руке черную шляпу. Комнату будто затопило море молчания.
Габби нервно кусала губу, но, вспомнив о хороших манерах, заставила себя улыбнуться. Только она собралась заговорить, как за ее спиной раздался грудной голос Квила:
– Как я понимаю, ты с чествования, Питер.
Питер – теперь она окончательно убедилась, что это именно он, – перевел взгляд на старшего брата.
– Сегодня второе ноября, Квил, – напомнил он, по-видимому, посчитав, что этого вполне достаточно. Затем сунул шляпу под мышку и сделал шаг вперед. – Мое почтение, – поклонился Питер, приблизившись к Габби. Затем повернулся к Люсьену, который по-прежнему держал на руках Фебу, и сделал еще один шаг. – Вам нет нужды отвечать мне, дорогой Бош. Я вижу, вам не до меня.
Габби тихонько кашлянула:
– Второе ноября?
Питер повернулся к ней и осмотрел ее снизу доверху, от носков ее запятнанных туфель до спутанных волос. В его пристальном взгляде ясно читалось осуждение.
– Второе ноября – день рождения герцога Кентского.
Она почувствовала, как внутренности ее съежились, ужавшись до маленького узелка.
Питер наконец подошел к ним.
– Что с Кодсуоллом? Надеюсь, не покушение? Он не пострадал?
Квил покачал головой:
– Кажется, нет.
– Он налетел на кресло, – произнесла Габби чуть слышно. – Видите, мое платье все в чайных пятнах. – Она старалась не смотреть на Квила.
Глаза Питера слегка потеплели.
– А вы, надо полагать, мисс Дженингем? Я все ждал, что меня представят, но мой брат манкирует своими обязанностями. Я – мистер Питер Дью…
Габби не дала ему договорить. Она устремилась к нему, едва не запутавшись в волочащемся подоле.
– Прошу вас, называйте меня Габби, – попросила она, хватая Питера за левую руку, свободную от шляпы, – так как я… так как мы…
