1745 году на том же заседании, на котором Ломоносов был утвержден профессором, студенту Крашенинникову присвоили звание адъюнкта. Их сблизило прежде всего общее понимание задач науки, идеи широкого распространения знаний в России, мечты о том, чтобы наука стала достоянием народа и чтобы труды ученых служили славе и благосостоянию родной страны.
Единство их взглядов с большой силой выразилось в уже упоминавшейся выше речи Крашенинникова «О пользе наук и художеств», произнесенной в 1750 году. Об этой речи, о том, как перекликались высказанные в ней идеи с ломоносовскими, следует рассказать подробнее, поскольку она существенна для истории русской просветительной мысли XVIII столетия[47].
В ту пору Крашенинников уже стал профессором Академии наук, как называли в те времена академиков; звание профессора натуральной истории и ботаники ему было присвоено в апреле 1750 года.
Вскоре после присвоения звания ему поручено было выступить с речью на публичном заседании Академии. Крашенинников посвятил эту речь науке, призванной служить отечеству, значению наук для практической жизни людей. Своеобразие содержания этой речи, ее научная оригинальность определялись в значительной мере тем, что в ней нашли отражение мысли, возникшие у Крашенинникова в результате путешествия по Сибири и Камчатке.
Показательны в этом отношении суждения, смысл которых состоит в том, что «мастерства», технические изобретения, сами науки — их зарождение и развитие — все это связано с материальными потребностями, «нуждами» людей. Крашенинников поясняет эти мысли примерами, почерпнутыми из жизни камчатских племен.
«Нужда делает остроумными (здесь и далее курсив наш. — Н.Ф.). Известно, что самые дикие народы имеют по обстоятельству состояния своего потребное к содержанию. Кто бы подумал, что без железа обойтись можно? Однако же есть примеры, что камень и кость вместо того служит на топоры, копья, стрелы, панцыри, и прочая. Камчадалы, не учась физики, знают, что можно огонь достать, когда дерево о дерево трется, и для того будучи лишены железа, деревянные огнива употребляют. Искусство же показало им, что есть, варить можно и в берестеной и в деревянной посуде. Чего ради все мастерства и художества по большей части от простых и самых бедных начал имеют происхождение. Так, например, строение кораблей, без сумнения, — от лодок, архитектура — от шалашей и прочая, а потом разумными людьми час от часу приводились в лучшее состояние, пока напоследок пришли в совершенство нынешнего времени».
Далее следует важное для уяснения взглядов Крашенинникова рассуждение о будущем изобретений, наук, о том, что «совершенство нынешнего времени» нельзя счесть для людей достаточным. «Но можно ли думать, что все ныне в таком состоянии, что не требуется никакого к тому поправления?» — спрашивает он. И отвечает так: «Есть еще во всем такой недостаток, что для награждения [восполнения] его не жизнь человеческая, но многие веки потребны…»
Глубокой верой в силу человеческого разума, в безграничное развитие науки и культуры звучат слова Крашенинникова о том, что каждые последующие поколения продолжают и завершают работы предыдущих: «Не всякое же дело от того приводится к окончанию, от которого начинается, но один, следуя стопам другого, всегда в нем поступает дале… Что начато, тому совершиться почти завсегда можно, хотя не в один век, так во многие, а что отлагается [т. е. откладывается], оное всегда еще начинать должно. И для того доброе начало за половину всего дела почитается. …И дерева не с тем завсегда сажаются, чтоб самим пользоваться плодами их… Сколько ж бы времена наши заслужили пороку, есть ли бы мы, наслаждаясь трудами предков наших, ничего вновь потомству не оставили?»[48]
Уже приведенные выдержки могут дать определенное представление об отличительных чертах мировоззрения Крашенинникова — передового ученого-просветителя.
Крашенинников во многом разделял и обусловленную исторически ограниченность, свойственную просветителям XVIII столетия. «Блаженство и бедность рода человеческого, — говорил он, — единственно зависит от разности просвещения разума»[49]. Тем более интересны элементы материалистического понимания происхождения и развития культуры, содержащиеся в приведенных выше его высказываниях.
В речи «О пользе наук и художеств» находим размышления о географии, астрономии, медицине, натуральной истории, химии и других отраслях наук.
В том же 1750 году, когда была произнесена эта речь, была написана и вдохновенная поэтическая ода Ломоносова, в которой он обращался к наукам с призывами служить отечеству, общей пользе. Вот, например, что было сказано о химии:
В земное недро ты, Химия,
Проникни взора остротой,
И что содержит в нем Россия,
Драги сокровища открой.
А Крашенинников говорил о том, что множество природных тел, которые используются в хозяйстве, «употреблять бы нам не можно было, ежели бы не способствовала тому химия и не исследовала их свойства. Чего ради все бы металлы лежали втуне, не имели бы мы лекарственных составов и различных красок…»[50].
И в этом, и в других определениях задач науки обоими учеными подчеркнуто значение каждой отрасли науки для жизни людей, для практики.
Ученому-путешественнику, прошедшему тысячи верст дорогами Сибири и Камчатки, в особенности должны были стать близкими проникновенные слова, с которыми обращался к наукам Ломоносов:
О вы, щастливые науки.
Прилежны простирайте руки
И взор до самых дальних мест.
Пройдите землю и пучину
И степи и глубокий лес
И нутр Рифейский и вершину
И саму высоту небес.
Везде исследуйте всечасно,
Что есть велико и прекрасно,
Чего еще не видел свет.
Воззрения этих ученых были общими и в понимании того, что наука не должна быть кастовой, отгороженной от народа.
«…Простой народ за недостаток почитает не иметь в науках участия» — эти слова находим в заключительной части речи «О пользе наук и художеств».
* * *
Подобно другим разночинцам, которым удалось в XVIII веке пробиться к знаниям, стать учеными, студенту, позднее адъюнкту и профессору Петербургской Академии Степану Крашенинникову всю жизнь пришлось испытывать жестокую нужду. Ученые звания не избавили его от бедности.
Сохранились пожелтевшие от времени листки бумаги с короткими строками прошений Крашенинникова. В одном из них, написанном в 1747 году, Крашенинников просит Академию выдать ему в счет жалованья десять рублей и поясняет, почему он вынужден обращаться с этой просьбой: «Нахожусь в такой бедности, что дневного пропитания почти не имею». Далее он пишет, что болен и ему нужно купить лекарств, а их «из аптеки в долг не отпускают». В другом прошении, написанном позднее, Крашенинников вновь просит несколько рублей, так как «лекарства купить не на что…».
Постоянная борьба с нуждой подтачивала силы ученого. Жизнь его
