немецкий, английский и американский языки». Чушь! Американского языка не существует.
Голубые глаза наполнились слезами:
— Неужели так плохо? А я старалась!.. Ну, поправьте, прошу вас! Я так надеялась на вашу помощь! Мне говорили, что вы всегда поддерживаете молодежь.
— Ладно, — смягчился Иван Петрович. — Поправлю.
Заметка была напечатана, и на летучке ее даже похвалили. А Нина пересела в промышленно-транспортный отдел, которым заправлял Петр Иваныч — веселый толстый человек в круглых очках. Прочитав первую Ниночкину заметку, он долго хохотал:
— О ой, не могу! «Ширится соревнование проводников и полупроводников…» Это кто же такие?
— Это… которые… — смущенно пролепетала Нина. — В общем, недавно пришедшие на транспорт…
— Га-га-га! — продолжал грохотать Петр Иваныч. — Умора!
Пойду покажу ребятам.
На голубые глаза навернулись слезы:
— Ой, нет, не надо, прошу вас! Подправьте, вы такой добрый! Я слышала, что вы всегда помогаете младшим товарищам.
Петр Иваныч сдался. Он позвонил на железнодорожную станцию, взял кое-какие данные и вставил их в заметку взамен выброшенного. Заметка была заново написана и сдана в набор.
От Игоря прибыл очерк и две заметки. Одна заметка была напечатана, а остальное забраковано редактором.
— Нужно серьезно доработать, — сказал он.
А Нина тем временем пересела в сельскохозяйственный отдел и работала над новым заданием. Редактор отдела Иван Иваныч, грубоватый и желчный товарищ, прочитав ее корреспонденцию, мрачно заметил:
— Концы с концами у вас явно не сходятся. Вы пишете: «В колхозе поголовье свиней возросло до трех тысяч коров».
— Так мне сказали по телефону, — невозмутимо заявила Ниночка. — А что тут такого?
— Непонятно, о чем речь: о свиньях или коровах? А может быть, надо вместо «трех тысяч коров» «трех тысяч голов»?
— Нельзя! — отвергла решительно Ниночка. — Тогда будет повтор: поголовье и голов. Нелитературно.
Иван Иваныч вздохнул и бросил заметку в корзину. Но потом передумал, вытащил ее и выправил.
— Боюсь, что вы у нас не приживетесь, — откровенно сказал он. — Невеждам в редакции не место.
Ниночка спорить не стала, ибо считала это невежливым, но на другой день перешла в отдел физкультуры и спорта. Этим отделом заведовал Василий Иванович, совсем еще молодой, конфузливый и мягкий человек. Он никуда Нину не послал, а попросил ее обработать письмо. Результаты повергли его в крайнее недоумение:
— Товарищ… м-м-м… Юдина. Дело в том… э-э-э… Вот послушайте: «Матч закончился со счетом 2:2 в пользу «Торпедо». Ведь в письме было совсем не так.
— Я хотела оживить заметку, — пояснила Ниночка, подняв на Василия Иваныча ясные, простодушные глаза. — А разве плохо? Ну, поправьте, если надо. Я согласна… А вообще опорт — не моя тематика.
Друзья Нины наконец приехали. Клава привезла материалы рейда. Ей сказали, что материалы толковые, но нужно раздобыть несколько цифр, и она висела на телефоне. Игорь «доводил до кондиции» свой очерк.
— Пока вы там где-то болтались, я шесть заметок напечатала! — похвасталась перед ними Нина. — Все одобрены.
Она уже сидела в отделе искусства. Ей дали нелегкое поручение: побывать на смотре художественной самодеятельности и написать отчет.
— Готово, Иван Васильич! — радостно сказала она, потрясая листками. — Быстро, не правда ли?
Иван Васильич был не в восторге.
— Плохо! — сказал он, ожесточенно скребя затылок. — Очень плохо! Прямо сказать, неважно.
— Что именно? Где плохо?
— «Праздник любви, музыка Клейстера» — плохо, «Порфей в аду» — плохо, — перечислял шеф — «Квильтет гармонистов»… Гм!.. А это еще что за «Ария молодого Вертела»?
Ниночка обиделась:
— Почему-то в других отделах «о мне не придирались! Ведь я еще не имею опыта, а вы вместо помощи…
— Но ведь вы чему-то учились! Как же вас с такими знаниями выпустили?
— Да разве в университете пет добрых людей? — горячо сказала Ниночка. — Они ко мне относились хорошо, не придирались, помогали…
Ее глаза смотрели простодушно и наивно. Иван Васильич не мог вынести этого чистого, детского взгляда и опустил голову. Уныло чертыхаясь про себя, он начал вычеркивать из отчета «оперу Рубинштейна «Мирон» и другие музыкальные новинки.
Когда он заявил ответственному секретарю о безграмотности Ниночки, тот недоверчиво улыбнулся:
— Как же так? Ни одной заметки ее не забраковали — и вдруг не годится? Вам все готовое подавай, а учить не хотите? Так нельзя. Кадры нужно готовить самим. Да, самим!
МАКРИДА ПАВЛОВНА НАВОДИТ ПОРЯДОК
Это была на редкость дружная коммунальная квартира. Стоило одной из хозяек сказать в кухне:
— Вот беда, забыла я дрожжей купить!
Как со всех сторон слышалось:
— Я вам одолжу! У меня есть! Возьмите у нас!
Не было недоразумений и при уплате за газ и при уборке. А когда кто-нибудь справлял день рождения, соседи не стучали в степу и не предлагали виновникам торжества «прекратить бедлам», а сами предлагали:
— Посуды хватит? А то возьмите у нас. Стулья нужны? И стулья берите.
Так и жили много лет пресной, скучной и бесцветной жизнью. Не ссорились, друг другу пакостей не делали и по судам не таскались. Но всему на свете бывает конец.
Машинистка Анечка со своим молодым мужем уехала на целину. А в ее комнату вселились новые жильцы: Макрида Павловна и Тимофей Ильич Куликииы.
Главой семьи, несомненно, была супруга, высокая, солидная, энергичная дама с небольшими усиками и зычным, несколько хрипловатым баритоном. Муж ее — сухонький, весь какой-то серый человечек — не имел никакого голоса. Это было видно хотя бы из того, что он никогда не перечил жене и ни с кем в разговоры не вступал.
Жильцы обеспокоились после первого визита Макриды Павловны на кухню, когда она критическим взглядом рассматривала чистенькую, белую, как снегурка, газовую плитку.
— Гм… Гм… Гымм!.. — Макрида Павловна явно была недовольна.
— Что случилось? — робко спросила медицинская сестра Дуся, одна из жилиц.
— Кто мыл плитку? — задумчиво спросила мадам Куликина.
— Я! — ужаснулась Дуся. — А что? Плохо?
— Не в этом дело, — снисходительно процедила Макрида Павловна, — но меня интересует, почему именно ты?
Дуся совсем растерялась:
— Я готовила утречком, суп мой сбежал, и…
— Вот! — грозно подняла палец новая жиличка. — Так я и думала! Никакого порядка. Плитку моет каждый, кому в голову взбредет. Такое ответственное дело зависит от того, у кого сбежит суп! — Она горько усмехнулась. — Ладно. Я наведу порядок. Не благодарите, это мой долг! — И она величественно выплыла из кухни.
На другой день в кухне уже висел график с фамилиями и датами, когда и кому мыть плитку. А вечером Дусин
